Юрий Алексеевич Иванов

Юрий Алексеевич Иванов

Юрий Алексеевич Иванов

Родился 2 сентября 1958 года, умер 27 сентября 1981 года

1979 год, имение Ольгово под Москвой

1979 год, имение Ольгово под Москвой


Воспоминания, которые написал В. Б. Воздвиженский

Память

На Ваганьковском кладбище Москвы, среди тишины и покоя есть могила, затерянная во множестве других, над которой высится деревянный крест с надписью: «Иванов Юрий Алексеевич (1958-1981)». Какие чувства могут охватить человека, пришедшего сюда на кладбище и прочитавшего эту надпись? Скорее всего Вам станет жаль безвременно ушедшего человека и вы подумаете о той вечности, которая была и остается после смерти и о том, что мы не знаем и во что верим.

***

«Произвел посадку самолет, следующий рейсом 122 из Иркутска» объявила диктор. У меня в тот момент возникла мысль: «А вдруг все-таки это ошибка?» Через 15 минут появилась ведомая под руки его мать. Ее было невозможно узнать – это была сама печаль в человеческом облике. Казалось, что она ничего не замечала вокруг себя и только повторяла: «Он такой хороший, он такой хороший». В этот момент страшная пустота окружила меня, в голове вертелось сознание собственного ничтожества, ненужности и ложности утешений. Мы проводили мать до такси, с ней поехал Кирилл. А вскоре мы увидели и сам гроб. Показывая на большой деревянный ящик Сергей мне сказал: «Вот Витька, здесь Юрка…».

Привезли гроб около 12 часов ночи к церкви Ильи в Обыденном, где должно было утром состояться отпевание. Сидя в машине рядом с гробом, я пытался думать, но все путалось в голове. По дороге мы встретили насмерть задавленного человека.

***

— Здорово, Вить, как поживаешь?
— Привет, Юра, ничего.
— Ты знаешь, какой сегодня праздник?
— Нет.
— Вот тебе раз. Рождество.
— А я и не знал. Ты вон с кем общаешься, а я что?
— Приходи ко мне. Бабка на работе, мать пироги испекла. Выпить есть что.
— Да неудобно как-то. Поздно.
— Приходи обязательно.
— Хорошо.

Через час я уже думал, как замечательно, что существует такой праздник Рождество, но почему-то его многие не отмечают. Наступило какое-то душевное спокойствие. Юрка включил магнитофон с записью церковного хора на немецком языке, и это был для нас хор ангелов. Мать Юрки, Раиса Алексеевна, уходила на кухню за все новыми пирогами и закусками. Я подошел к окну. Все окна во дворе были темны, и только светилось Юркино окно. Как мне хотелось, чтобы этот свет увидели все.

Потом мы вышли на улицу и я в первый раз в жизни увидел рождественский снег. Нам было очень весело, и, вспомнив Гоголя, захотелось колядовать. Но мы были одни на улице. Кругом стояли мрачные, темные дома в полной тишине, но даже они не смогли заслонить звезд, которых было множество на небе, и я подумал, что мы не одиноки.

***

А до этого был новый год. Отказавшись встречать его в шумной компании, Юра остался дома с дедом, бабушкой и мамой. Я позвонил ему после 12часов.

— С новым годом, Юра! Пойдем прогуляемся!
— Да нет. Что-то не хочется выходить. Как-то грустно. Да и дед приболел.

Тогда я стал рассказывать ему о последних новостях, услышанных по «вражьему» голосу, забывая, что говорю по телефону. Я чувствовал, что Юру занимают совсем другие мысли, словно ему кого-то жалко. После этого разговора вспомнилась пословица: как встретишь новый год, так и проведешь.

***

Вспоминая о Юре, я думаю о его необыкновенной живости, он почти всегда находился в состоянии душевного подъема, постоянно искал что-то необычное. Юра всегда стремился общаться со светлыми людьми, был далек от мелочности, не искал никаких выгод, оставался самим собой.

Помню, как в осенний, дождливый день, посидев у меня дома, мы вышли на улицу, и, в конце концов, оказались в баре на Подкопаевке, где было много студентов-арабов. Я пытался завязать с одним из них разговор на немецком языке, была какая-то беззаботность относительно происходящего вокруг. Один араб приударил за русской девицей; она отвечала ему взаимностью. Помню, как лицо Юры стало серьезным. Он подошел и сказал ей, что хотел бы «просто поговорить», ему, видимо, стало жалко ее. Юра искренне стремился понять человека, поделиться с ним своими мыслями. Девица очень удивилась, но дальше этого не пошла, все осталось по-старому. Как трудно бывает заставить людей подумать, оторваться от мелочности!

***

Думаю, что наибольшим увлечением Юрки были путешествия. Он любил без всяких раздумий относительно ночлега, взять и сорваться с места, поехать прикоснуться к памятникам культуры и природе. Эти поездки обогащали его, делали лучше и чище; в поездках он находил правоту своих убеждений. В этих поездках всегда искал сохранившиеся кусочки старинной дореволюционной жизни, или Китеж-града, которые с каждым днем исчезают все больше и больше.

Помню, как предложил я поехать на родину отца, бывшее село Порга, затерянное в Костромской области. Юра с радостью согласился. Мы взяли билеты до Костромы, оттуда долго не было поезда до нужной нам станции Антропово и мы полетели на самолете АН-2 в Галич и приземлились на поле возле Паисиего монастыря. Там сели на местный поезд и прибыли в Антропово. Доехали до бывшего райцентра Палкино на автобусе, и, надев сандалии, зашагали по пыльной дороге, минуя один из цыганских притонов. По дороге мы натыкались на деревни, которые стояли с заколоченными окнами без малейших признаков жизни, это производило страшное впечатление на нас. Шли мы километров 15, не меньше, после многих блужданий добрались до старого крестьянского дома, где жили бабушки-знакомые отца, которые оказали нам радушный прием. Наутро мы пошли дальше, намереваясь прибыть в поселок Кадый. Нам повезло: километров 20 нас подвезла колхозная машина, предназначенная для перевозки навоза с занятой кабиной. Затем мы прошли километров 7 до Ивановского, от которого, как нас уверяли бабушки, ходили автобусы. Но было воскресенье и автобусы не ходили. Мы решили искупаться в речке Немде. Какое чудо- чистота и прохлада маленькой речушки. Потом мы сели на случайный газик и доехали до Кадыя, а оттуда на автобусе до Кинешмы. Там оказалось, что Юрка потерял паспорт и мы не смогли устроиться в гостиницу, нам пришлось ночевать на вокзале. Утром мы сели на катер до Ярославля, там провели часа четыре и в общем вагоне доехали до Москвы на третьей полке, куда обычно ставят чемоданы, так как некуда было ни присесть ни прилечь.

Самое удивительное, что все тяготы поездки мы воспринимали без ропота и с нескрываемой радостью.

***

А через две недели мы поехали на Валдай (Юра раньше там бывал с мамой), по рассказам Юрки я уже представлял себе местность. Рядом с озером Ужин есть пункт проката «Берег Валдая», где можно получить на прокат все необходимое: домики, палатки, газовые горелки, посуду и пр. Есть магазин и часто неработающая столовая, сторож вечно пьяный и его жена.

В первый день Юрка повел меня в лес; это был настоящий русский лес, где можно было легко заблудиться. В надежде поймать дичь, Юрка сделал лук, но ничего подстрелить не удалось. Один Раз после небольшой вечеринки мы отправились в пионерский лагерь. Юрка пошел в штаб, походил вокруг часового со знаменем, все на него смотрели со страхом. Я в это время стоял на улице и пытался свистеть, создавая фон. Но, кроме страха и пары выломанных досок в заборе, никакого урона мы пионерам не нанесли. Пытались также ловить рыбу острогой, которая представляла собой палку, с привязанной вилкой, взятой в столовой. Ездили мы также в город Валдай, посетили баню, про которую еще Радищев писал в своих заметках, что местные девки готовы вымыться вместе с путешественниками. Потом мы соорудили плот и плавали четыре дня по р. Валдайке, которая вытекает из озера Ужин. Валдайка часто делала зиг-заги и повороты и нам часто приходилось разбирать завалы. По дороге мы сделали привал на холме, где выделялась своей красотой береза. Помню и грибной суп, сваренный по рецепту Юриной мамы. Получился отличный суп. Без рецепта мы пытались варить манную кашу и испортили котелок. Пока я сидел у костра, Юра купался в реке. Я случайно оглянулся, и в этот момент увидел его совершенно голого, выходящего из реки и подумал: «Юра очень похож на Христа». Вероятно, я вспомнил известную картину Иванова.

Позже, когда я уехал, к Юре приехала мама, и они жили на Валдае еще две недели. Потом она рассказывала, что Юра любил уплывать на лодке в озеро ночью, а она ходила по берегу, пристально вглядываясь в темноту. В конце концов, слышался всплеск весел, у мамы замирало сердце, и она спрашивала:
«Юра, ты?»

Юре было хорошо в таких нетронутых местах.

***

Год спустя мы с Юрой поехали во Владимир и Суздаль. Стояла золотая осень. Во Владимир мы приехали днем, прошлись по главной улице под золотыми воротами, заглянули во все встречные гостиницы, но мест нигде не было. Наконец, набрели на одну барачного типа, номер в ней стоил 50 коп/сутки. Увидев издали эту гостиницу, мы поняли, что она словно была создана для нас. До Суздаля мы ехали на такси. Там остановились в гостинице «Ризоположенная», которая размещалась на территории бывшего монастыря. Вечером нас занесло в ресторан, находившийся в недавно выстроенном отеле, на конце города. Там мы не смогли ни перед чем устоять, вплоть до танцев. Какая-то сила заставляет, забыв обо всем, крутиться со всеми, в вихре без идей и мыслей, заглушая голос совести. Сейчас с горечью приходится об этом вспоминать и думать о том, что рядом с памятниками культуры и духовными очагами проходит как-бы параллельно совсем другая жизнь…

Из Суздаля, на попутной машине, мы поехали в Гаврилов Посад, шофер, на удивление, отказался от вознаграждения. На улицах было очень грязно, интересным нам показался конский завод, построенный еще в начале века. В Гавриловом Посаде мы сели на дрезину и покатили в Юрьев-Польский, где заночевали в гостинице. По дороге, Юрку так продуло, что он еле поворачивал голову. В этом городе мы осмотрели собор Михаила-Архангела и монастырь. Наутро наши пути разошлись: Юра поехал на автобусе в Александровскую слободу, а я покатил на электричке в Иваново.

***

Особое место в жизни Юры принадлежало к старым домам – свидетелям дореволюционной жизни, постепенно исчезающим с улиц Москвы. В этих домах мы пытались отыскать кусочки той жизни, о которой читали у Достоевского и Толстого. Старые дома – это большие доходные дома, а также деревянные и каменные особняки, стоявшие бесхозными в ожидании сноса. Их было много внутри садового кольца. В них радовались каждому сохранившемуся крючку на окне, дверной ручке, изразцу, газете или осколку старинной посуды. Юрка ловко и без страха забирался на любой этаж, легко ориентировался в комнатах, где часто приходилось зажигать фонари. Юрка говорил, что с удовольствием поселился бы здесь и принимал друзей. Выходя из этого дома, мы чувствовали себя спасителями старины, — так было ценно то, что удавалось взять с собой. У меня на даче храниться кресло, найденное в одном из таких домов. Казалось, что это 12-й стул из известного романа.

***

Я учился с Юрой Ивановым с 4-го класса. Мы как-то сразу подружились. Дело не только в том, что жили рядом, я подсознательно понял, что мне надо держаться «его стороны». И теперь я благодарен Богу за то, что встретил и шел некоторое время рядом с таким ярким, незабываемым человеком. Как говорил один из религиозных мыслителей, такие люди приходят, что бы, вспыхнув, освятить другим путь, а другой задачи, видимо, перед ними не стояло.

В.Б.Воздвиженский

декабрь 2017 г.

Виктор Борисович Воздвиженский с супругой Марией Васильевной

Виктор Борисович Воздвиженский с супругой Марией Васильевной


Юра в детстве слово «Ленин» писал дрожащей от волнения рукой. И где-то лет в 15-16 у него произошёл перелом в мировоззрении и несколько позже он крестился. И привёл к Богу и свою мать, Раису Алексеевну, у которой он был единственный ребёнок. После окончания школы Юра поступил в МИСИ (строительный институт) и окончил его в 1980 году.

Работал несколько месяцев инженером в Проектном институте, но там он чувствовал себя не на своём месте. Юра хотел освоить какое-то, полезное для людей, ремесло. Через несколько месяцев он написал заявление с просьбой об увольнении и уехал, в качестве «коллектора», под Иркутск — вместе с сотрудниками института Леса.

Он уехал в мае 1981 года, а незадолго перед выходом из тайги (в начале сентября) тяжело заболел и умер от неясного заболевания 27 сентября 1981 года в городе Иркутске.

Мой отец нарисовал потрет Юры за полгода до его смерти, в феврале 1981 года.

Отпевал Юру священник Кирилл Чернетский в церкви Ильи Обыденного, проститься с Юрой пришло очень много народу, на Ваганьковском кладбище гроб с его телом несли на руках до самой могилы.
Его мать-мученица прожила без своего единственного сына почти 26 лет, она умерла в августе 2007 года.

Раиса Алексеевна Иванова

Раиса Алексеевна Иванова

У меня сохранилось несколько записей дневника Юры, который он вёл во время своей смертельной болезни:

«…Забота о хлебе насущном не может бытьжизнью. Всё должно органически сочетаться или хотя бы стремиться к этому…»

«О желании. Желать можно только то, что всецело зависит от тебя, что на пользу и в радость. Надо уметь ждать исполнения своих желаний, т.е. продолжать жить так, как возможно в данных обстоятельствах не поддаваясь им и находя пользу и дело в любой ситуации.»

«При любом недомогании надо радоваться тому, что оно должно укреплять дух, главное не расслабляться, а быть бодрым, насколько это возможно».

Последняя запись сделана 15 сентября, за 12 дней до смерти, когда он уже был почти полностью парализован.

В.С.Тутунов

Декабрь 2017 г.

 

Комментирование запрещено