Алексей Владимирович Чичерин

Чичерин Алексей Владимирович 1900-1989. Ученый-литературовед, педагог, доктор филологических наук, профессор. Лауреат премии АН СССР им В.Г. Белинского (1979).

---

Родословная семьи Чичериных

Алексей Владимирович Чичерин принадлежит к древнему дворянскому роду, который ведет свое начало от Афанасия Чичери (Чичерини), приехавшего в Москву в 1472 году в свите Софии Палеолог – невесты Великого Князя Ивана ІІІ.

Потомки Афанасия занимали видные военные и придворные должности во времена царя Алексея Михайловича. В Полтавском сражении во время войны Петра І со шведами были убиты в один день пятеро Чичериных – два родных брата и трое их сыновей. В Отечественной войне 1812 года отличились трое Чичериных, из которых один был убит в сражении под Кульмом. Прадед Алексея Владимировича – Николай Васильевич Чичерин (1803–1859) был богатым помещиком в Тамбовской губернии, очень деятельным и образованным человеком, другом Н.Ф.Павлова, Кривцова, Баратынского.

У Николая Васильевича было семь сыновей и одна дочь. Аркадий Николаевич – четвертый из них, дед Алексея Владимировича, служил на военной службе, был помещиком в селе Осиновка Тамбовского уезда Тамбовской губернии. Об отце своем Алексей Владимирович вспоминает так: “Он был офицером, капитаном артиллерии, звон шпор сопровождал каждый его шаг, был его музыкой, воинственной и звонкой. Он был высокий, стройный. Самый красивый мужчина, какого я видел за всю мою жизнь. Он плавно, уверенно, стройно умел сидеть на коне, и единственный раз, что мы с ним вдвоем скакали верхом, и я не отставал, остался в памяти моей на всю жизнь, как большая радость”. Отец умер от воспаления легких, когда сыну было десять лет. Алешу воспитывала бабушка Елена Александровна (урожденная Ознобишина), а после ее смерти младшая сестра отца – Наталья Аркадьевна.

Гимназические годы Алеши прошли в Москве. Здесь в двадцатые годы он женился на Евгении Петровне Микини, с которой прожил долгую счастливую, но совсем не безоблачную жизнь. Сестра Алексея Владимировича Елена (дочь его отца от второго брака) стала монахиней Екатериной и разделила с братом и его женой арест в 1933 году и сибирские лагеря.

Детей у Алексея Владимировича и Евгении Петровны не было, но к ним неприменимо слово “бездетные”. Многочисленно их потомство. Об этом говорили участники четырех “Чичеринских чтений” во Львовском университете.

Наталия Чичерина
29 ноября 1999 г.

---

Рассказ Е.В. Тутуновой

В 30 годы был философски-религиозный кружок: о. Роман Ольдекоп…

А.В. Чичерин был выслан на Алтай, перед войной жил в Орле, потом переехал в Кострому (где его уволили с работы, т.к. он не скрывал своей веры и открыто ходил в церковь). Стал говорить партийным чинам о Христе, о Вере. Но кончилось это тем, что его уволили, и он стал работать во Львове. После него остались рукописи об участниках христианского кружка, об известных священниках.

Каждый год приезжал в Москву и посещал все московские святыни. Жена тоже была верующей. Детей у них не было. Сестра стала монахиней и умерла в 1995 году в Княгинином монастыре во Владимире.

В юности писал стихи, вышло несколько сборников.

Его круг общения: Пестовы, о. Роман Ольдекоп, Александр Солодовников, С М Мейен, т.Маша Веселовская, Утешевы (у Утешевых он останавливался), Кречетовы и отец Тихон Пелех.

Когда жил у нас на даче, то ходил в церковь в Черкизово.

Любил в разговоре вставить французскую фразу, а Лилишка отметила, на таком языке говорили во Франции в начале 20 века.

Сестра жены Чичерина была совершеннейшая коммунистка. Звали её Елена Петровна. Она как то мне сказала: «Катюша, прочитала глубокую содержательную речь Леонида Ильича Брежнева». А жили они все в смежных комнатах в коммунальной квартире в Львове.

---

Московский университет, историко-филологический факультет
Год поступления: 1920
Год Окончания: 1922
Учился на философском отделении МГУ.
Весною 1921 г. отделение было упразднено, и оставили только тех, которые сдали половину положенных за все обучение экзаменов и зачетов. Пять студентов смогли сдать за два года все экзамены: Алексей Владимирович Чичерин, а также А.А.Сабуров, Р.В.Ольдекоп, Н.М.Гайденков, В.П.Зубов.

Их называли «последними русскими философами».
«Все мы, — писал Алексей Владимирович, — всегда и вполне остались сами собою. Никто из нас не покривил душою, каждый избирал поприще, на котором мог быть полезен, и все оказались людьми, кому-то нужными»

Аресты
Москва
Год ареста: 1930
Места заключения: Урал
Год начала заключения: 1930
Год окончания заключения: 1933

Год ареста: 1933
Коллегия ОГПУ СССР, обвинение при осуждении: «член контрреволюционной организации христианской молодежи, участник нелегальных собраний, антисоветская агитация»
Приговор: 5 лет исправительно трудовых лагерей

Групповое дело: «Дело членов кружка христианской молодежи. Москва, 1933г.»
Место заключения: Бутырская тюрьма.
В период следствия содержался под стражей в Бутырской тюрьме

Карлаг:
Год начала заключения: 1933

Кончина: 1989

Дата реабилитации: 7 июля 1991 года

---

Из воспоминаний монахини Екатерины (Чичериной), сестра А.В.

В 1948 году брат потерял работу в Костроме. Однажды вызвали его в дирекцию института. Там собрался весь состав преподавателей. Обращаются к нему «Говорят, ты верующий?». Брат вдруг почувствовал вдохновение и стал горячо говорить о вере и о том, что желал бы всем присутствующим быть верующим. На другой день пришла бумага об увольнении его с работы. Это произошло в начале учебного года. О. Сергий, почитаемый в Костроме старец (почти слепой заштатный протоиерей), благословил Алексея Владимирович ехать преподавать во Львов. Здесь, в течение 40 лет он руководил кафедрой зарубежной литературы. Жена его Евгения Петровна вела хозяйство. Добрая тихая женщина, всё погруженная во внутреннюю духовную жизнь.

Евгения Петровна умерла 14 июня 1979 года, А.В. Чичерин 15 января 1989 года.

---

Алексей Владимирович Чичерин (воспоминания студентки Львовского университета Татьяны Орловой, в котором она училась с 1981 по 1986 год)

Повезло мне несказанно. Потому что выпало счастье слушать его лекции в нашем университете о французской литературе. Он читал наизусть из Бальзака целые отрывки на французском, чтобы передать красоту языка. И только иногда украдкой посматривал на бумажку с именами героов ( имена забывал после пережитого инсульта). Перед практическим занятием по творчеству Тютчева достаточно было лишь интонации удивления в его фразе о поэте для того, чтобы мы мчались в библиотеку читать Тютчева, его биографию, воспоминания современников и т.д. Он советовал почитать письма Тютчева.. И мы вместе с ним тоже удивлялись….

Перед каждой студенткой, которая здоровалась с ним на улице, он обязательно снимал шляпу. Всегда. Говорят, к своей жене даже дома обращался на Вы… Однажды корреспондент какой-то газеты хотел узнать его телефон, жаловался, что сам профессор скрывает номер…А телефона действительно не было…
— Ну, конечно, у профессора нет телефона!!!?
— Профессор обходится без него.
Телефона не было. Был БОЛЬШОЙ АВТОРИТЕТ и ОГРОМНАЯ ЛЮБОВЬ.

Спасибо вам, Елена Ивановна, за то, что вы нас выгоняли со своих занятий со словами: «Пока жив Чичерин, идите и слушайте…! Остальное потерпит.»

(С сайта http://senegalka.livejournal.com)

---

---

Петр Бухаркин, АЛЕКСЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ ЧИЧЕРИН – ЧЕЛОВЕК, МЫСЛИТЕЛЬ, УЧЁНЫЙ

Петр БУХАРКИН,
доктор филологических наук,
профессор Санкт-Петербургского университета

I
Алексей Владимирович Чичерин прожил долгую жизнь – родился 3 января 1900 года (22 декабря 1899 года по ст.ст.), а скончался 15 января 1989 года. Его судьба оказалась во многом характерной для определённой части русской интеллигенции. В самой ранней юности, по существу мальчиком, в 1915–1916 годах, он участвует в гимназическом марксистском кружке, собиравшемся у С.Коновалова, сына известного миллионера, министра Временного правительства.

Общественные события живо его увлекают. Летом 1917 года на Всероссийском съезде учащихся средних школ, состоявшемся в Москве, он избирается председателем съезда. В годы Гражданской войны, находясь в Тамбове, работает инспектором школьного отдела ГубОНО. Однако уже в начале 1920-х годов такого рода интересы отходят на задний план. В 1920-м году А.В.Чичерин поступает на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета, где среди его учителей были И.А.Ильин, Г.Г.Шпет и С.Л.Франк. О последнем А.В.Чичерин отзывался в своих воспоминаниях с особым чувством. Серьезное увлечение философией привело его к религиозным проблемам. Он сближается с кружком православно настроенной молодёжи, объединившемся вокруг архимандрита Георгия (Лаврова), жившего в конце 1920-х годов в Даниловом монастыре. Именно тогда окончательно сложилось то мировоззрение, которому он оставался верен всю свою жизнь.

В середине 1920-х годов начинается научная деятельность А.В.Чичерина, выходят его первые книги – “Культура слова в школе” (1924), “Что такое художественное воспитание” (1926), “Литература как искусство слова: Очерк теории литературы” (1927). Одновременно он отдает много сил собственному литера-турному творчеству: в 1927 году издает за свой счёт стихотворный сборник “Крутой подъём”, готовит книгу рассказов “Египетские минуты”.

В эти годы Чичерин входит в поэтическое объединение “Узел”, где общается с Андреем Белым, М.А.Булгаковым, В.А.Луговским, С.Я.Парнок, Б.Л.Пастернаком. Начинается и его педагогическая работа. В 1922–1930 годах он преподаёт в экспериментальных, подлинно новаторских школах Москвы, в частности, в 4-й опытной школе Эстетического воспитания, которой руководила Н.И.Сац, и где работал целый ряд замечательных гуманитариев, среди них С.М.Бонди. В то же время Чичерин активно сотрудничает и в Государственной Академии Художественных Наук.

В январе 1933 года эта напряжённая, интеллектуальная жизнь прерывается: Чичерина арестовывают. Четыре года он проводит в сибирских и алтайских лагерях. Затем, после кратковременного преподавания в Воронеже, переезжает в Кострому, где с 1939 года возглавляет кафедру литературы и русского языка. Возобновляется научная работа. Чичерин пишет кандидатскую диссертацию “Возникновение романа в России и на Западе на рубеже XVIII–ХІХ веков”, которую успешно защищает в 1945 году в Московском городском педагогическом институте (оппонентами выступили И.М.Нусинов и Б.В.Томашевский).

В 1947 году А.В.Чичерина вновь подвергают преследованиям. Из-за религиозных убеждений его увольняют из института. В начале 1948 года он переезжает во Львов, где возглавляет кафедру зарубежных литератур университета. Ею он заведовал до начала 1970-х годов, затем состоял при ней профессором, профессором-консультантом. Связь его с университетской средой не прерывалась буквально до самой кончины.

“Львовский период” был, пожалуй, самым продуктивным в жизни А.В.Чичерина. В 1947 году в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) он защищает докторскую диссертацию “Роман-эпопея в литературе критического реализма”. Официальными оппонентами на защите выступили Б.И.Бурсов, Б.В.Томашевский и Б.М.Эйхенбаум. В 1958 году основной текст диссертации был издан в виде монографии под названием “Возникновение романа-эпопеи”. В следующие годы выходят новые книги учёного: “Идеи и стиль” (1965; 2-е изд., 1968), “Ритм образа” (1973; 2-е изд., 1980), “Очерки по истории русского литературного стиля” (1977; 2-е изд., 1985), “Произведения О.Бальзака “Гобсек” и “Утраченные иллюзии” (1982), “Сила поэтического слова” (1985). В 1979 году за “Очерки по истории русского литературного стиля” А.В.Чичерин был удостоен премии АН СССР им. В.Г.Белинского.

А.В.Чичерин трудился всю свою жизнь напряжённо и разнообразно. Он был прирождённый лектор, замечательно владевший ёмким живым словом, умеющий складом своей речи передавать атмосферу писателя и его эпохи. Лекции Чичерина были не просто частью учебного процесса, они становились подлинным культурным событием и собирали аудиторию обширную и многоликую. “Каждая лекция требует вдохновения, большой сосредоточенности и внутреннего подъёма, – писал он. – За несколько минут до лекции <…> нельзя обращаться к лектору с хлопотливыми вопросами и делами. Он уже не здесь, но в своей лекции, выдёргивать его оттуда, тревожить его нельзя. Он подобен пианисту, идущему к роялю, настоящему актёру за минуту до выхода на сцену. В творческом отношении он выше того и другого, он больше должен творить заново (он готов к лекции и всё-таки ничего готового у него нет)”. Сам А.В.Чичерин в полной мере обладал таким удивительным интеллектуальным артистизмом.
Но Алексей Владимирович был не только блестящим лектором. Он представлял собой пример университетского профессора в гораздо более широком смысле. В частности, Чичерин был чрезвычайно заботливым воспитателем, поддерживал начинающих учёных, под его руководством было написано немало диссертаций. Дом Чичерина всегда был открыт для посетителей разного возраста и различных интересов; ученики окружали его всю жизнь, скрашивали последние, трудные для него годы и месяцы. На руках учеников Алексей Владимирович и умер.

И преподаванию, и литературным трудам отдавал Алексей Владимирович много сил. Но, пожалуй, наиболее продуктивной была всё же его научно-философская деятельность.

II
Литературоведческое наследие А.В.Чичерина достаточно чётко делится на два хронологических периода: первый – 1920-е годы, второй – 1940–1980-е годы.

В первый период учёный обращается к разным темам, даже к разным областям гуманитарного знания: педагогике, методике, литературоведению. Но во всех этих трудах главенствующим оказывается внимание к слову – в одних молодой исследователь стремится научить чувствовать слово, владеть им, в других – анализирует искусство слова писателей. Центральное место среди них занимает небольшая книга “Литература как искусство слова”, появление которой вызвало целый ряд откликов в печати. Некоторые её страницы несут на себе явственный отпечаток той эпохи, ряд тем раскрыт недостаточно подробно, однако в целом это – незаурядная и оригинальная работа, в которой учёный “утверждал методологию, основанную на целостном восприятии литературного произведения, во взаимообусловленности формы и содержания и их взаимораскрытия” Этой методологии А.В.Чичерин остался верен и позднее, в работах 1940–1980-х годов, написанных во второй период его научного творчества, период зрелый, когда создаются труды, обеспечивающие ему почетное место в истории отечественной филологии. Относящиеся к этому времени статьи и книги посвящены и разным эпохам, и разным литераторам. В поле зрения исследователя попадает не только ХІХ столетие, особенно ему близкое, но и средневековье, XVII и XVIII век, а также “век нынешний”.
Не ограничиваясь русской словесностью, учёный пишет также о французской, немецкой, английской, американской, некоторых славянских (украинская, чешская) литературах. При этом, обращаясь к произведениям конкретных писателей, Чичерин создаёт работы, до сих пор остающиеся образцовыми. Среди них – “Пушкинские замыслы “прозаического романа” (вошла в книгу “Возникновение романа- эпопеи”), “Ритм и стиль пушкинской прозы” (включена в книгу “Ритм образа”), где учёный обнаруживает в стиле незавершённой пушкинской прозы тенденции, развитые Достоевским и особенно Львом Толстым. Это наблюдение, поддержанное более поздними исследованиями других литературоведов4, получило в науке широкое распространение. Не менее важны и труды Чичерина, посвящённые анализу стиля Льва Толстого5. В них мастерски раскрыта диалектическая противоречивость толстовского стиля, дробящего, захватывающего детали и одновременно синтезирующего и объединяющего. Немалую роль в развитии литературоведения сыграли также и его статьи о Достоевском и Бальзаке. Оспаривая представление о стилистической неряшливости и “нелитературности” этих писателей, Чичерин показывает подлинное своеобразие и художественное совершенство их стилей.
Исследователь обращался к творчеству разных писателей, однако рассматривал их произведения, как правило, под одним углом зрения – стилистическим. Проблема стиля оказывалась тем стержнем, который скреплял многообразие его исследований в единое целое.
Действительно, почти всё, написанное учёным, посвящено данному вопросу. Вспомним названия его книг: “Идеи и стиль”, “Ритм образа” с подзаголовком – “Стилистические проблемы”, “Сила поэтического слова”. Речь в них идёт именно о стилистике, а вернее – о стилистическом аспекте литературоведения. Чичерин всё же – не стилист, а литературовед, видящий художественный текст сквозь призму стиля. Казалось бы, разница небольшая. Но она есть. Чичерина интересует не стилистическая организация текста в связи с системой языка и её актуализацией в речи, а выражение в этой стилистической структуре поэтической идеи. Этим и объясняется, в первую очередь, его достаточно скептическое отношение к лингвистике и, в частности, к работам В.В.Виноградова. Высоко ценя его труды, отмечая огромные его заслуги “в создании филологической основы современного литературоведения”, А.В.Чичерин вместе с тем полагал, что “лингвист в нём не только обогащал, но и теснил литературоведа”. Путь стилистического анализа должен быть, по Чичерину, более простым и коротким – непосредственно от слова к мысли, к творимому писателем миру. В таком подходе была опасность некоторого упрощения, но благодаря своему несомненному таланту, исследователь её избегал, всегда памятуя, что стиль – это содержательность поэтической формы, которая “не просто среда, сквозь которую удобно пройти идее, нет, она в себе идею вынашивает. Даже взятая сама по себе, она содержательна, она идейна”.
В своём понимании стиля и путей стилистического анализа А.В.Чичерин опирался на идеи В.Гумбольдта и особенно А.А.Потебни. На связь чичеринских теоретических построений с потебнианством указывали и В.В.Виноградов, и исследователи научного наследия великого украинского филолога8. Так же, как и Потебня, он видел в слове, тем более в слове поэтическом, непрестанную работу духа, творческий созидающий акт. Поэтому Чичерин крайне настороженно относился к структурному анализу, более того, вообще к пониманию языка как знаковой системы. Концепции Ф. де Соссюра, русских формалистов, исследователей структуралистической ориентации казались ему обедняющими творческое, духовное начало языка и литературы.
Призывая к филологическому анализу стиля и полемизируя с лингвостилистикой, А.В.Чичерин, в отличие от многих литературоведов, обращавшихся к данным вопросам, всегда настаивал на необходимости их языкового рассмотрения. Стилистический анализ должен исходить из первоэлемента литературы – языка, в противном случае ему грозит отвлечённость и схоластичность. Поэтому его работы выделяются среди других исследований стиля своей, так сказать, лингвистичностью, обилием языковых фактов. Художественный мир писателя отражается в каждом написанном им слове, более того, даже в излюбленных им грамматических формах. И это не только декларируется Чичериным, но, что гораздо важнее, убедительно раскрывается в конкретных аналитических статьях, например, посвящённых Л.Толстому и Чехову.

Говоря о стилистических исследованиях А.В.Чичерина, надо выделить в них две важнейшие проблемы. Первая – взаимосвязь в истории литературы стиля и жанра романа. К ней учёный обратил-ся уже в кандидатской диссертации, рассматривающей формирование романа в России и Западной Европе на рубеже XVIII–XIX веков. Эволюция романной формы изучалась там под стилистическим углом зрения, в связи с развитием изобразительных и выразительных возможностей языка прозы. Ещё отчётливее данная проблема была поставлена в книге “Возникновение романа-эпопеи”. Здесь на основе анализа прозы Пушкина, Льва Толстого, Золя, Роллана, Голсуорси литературовед приходит к солидно аргументированному выводу: жанровое новаторство всегда влечёт за собой и существенные трансформации стиля. Писатель не может обновить романную форму, не обновив стиля.

Это положение прямо и непосредственно вытекает из общетеоретических установок филолога, из его убеждения в том, что “изучение языка поэзии и прозы в истории литературы должно быть прежде всего разъяснением коренных особенностей мышления писателя и, в конечном счёте, его мировоззрения”. Из этого следует тесная и неразрывная связь поэтического языка с другими категориями по этике, также обусловленными мировидением творящего художника, едва ли не в первую очередь – жанром. Отлично понимая, что именно роман был ведущим жанром словесности ХІХ века, Чичерин сосредоточивается на его взаимоотношениях с категорией стиля. И надо заметить, что среди русских теоретиков и историков романа, возглавляемых, без сомнения, М.М.Бахтиным, А.В.Чичерину принадлежит почётное место.
Вторая проблема, встающая в большинстве работ выдающегося литературоведа и тесно связанная с первой – проблема исторической взаимосвязи и преемственности стилей отдельных авторов, продуктивности их стилистических открытий. Действительно, отчётливый исторический характер отличает стилистические исследования А.В.Чичерина. Этот историзм сближает его c В.В.Виноградовым. Несмотря на то, что между ними имелись существенные расхождения, приводившие к полемике10, общий пафос их трудов во многом совпадает. Оба исследователя, в конечном счёте, стремились начертать своими работами контуры “исторической поэтики русской литературы, понимаемой как движение повествова-тельных форм, тесно связанное с развитием русского языка”. Несомненно, В.В.Виноградов и А.В.Чичерин были филологами разных научных школ, опирались на иные традиции, каждый шёл собственным путём, но цели их во многом совпадали. Анализируя тот или иной индивидуальный стиль, А.В.Чичерин, так сказать, погружал его в историю. Особенно это заметно в исследовании А.В.Чичерина “Очерки по истории русского литературного стиля”, книги, во многом уникальной и не имеющей прямых аналогов в отечественной филологической науке. Главная задача, стоящая перед Чичериным при написании этого сочинения – дать очерк (хотя фрагментарный и неполный) истории литературного стиля с ХІІ по ХІХ век. Здесь прежде всего хочется заметить, что в наше время авторских коллективов одному человеку взяться за написание труда, охватывающего литературу восьми веков, и средне-вековую и новую, значит в некотором смысле совершить подвиг. Конечно, в книге имеются существенные пробелы, и не все вопросы раскрыты в должной мере. По словам самого учёного, “…это именно “Очерки по истории…”, не полная картина, а лишь общие контуры, основные тенденции». Однако в целом титаническая задача выполнена, общее движение русского литературного стиля (а тем самым и русской литературы) показано тонко и глубоко. Постоянно выявляется связь между писателями или, наоборот, отталкивание их друг от друга. Иногда об этом говорится подробно (Гоголь – Достоевский, Гоголь – Чехов), в других случаях – мель-ком, на соответствие указывается – и только (Аксаков и XVIII век, Достоевский, Щедрин и древнерусская литература, Некрасов –Блок, Фет – Блок, Анненский, А.Белый, Бунин). И эти беглые указания не менее интересны. Они как бы приглашают к дальнейшему развитию, к работе в указанном Чичериным направлении. Так, в главе об Аксакове, отмечая близость прозаика к словесности XVIII столетия, исследователь особенно выделяет тему “Аксаков и Шишков”: “Не тот ли воинственный и старомодный старик, неистовый автор “Рассуждения о старом и новом слоге”, ещё задолго до Гоголя заразил студента Аксакова своим чутьём к плотности, к звучности, зримости, запаху, силе коренного русского слова?”13. Мысль не распространена, но продуктивность её вряд ли может вызвать сомнение. Кстати, чуть раньше, в начале главы, Чичерин и сам приводит аргументы, подтверждающие позднее высказанное им положение: он пишет об аксаковском любовании словом, о том, как в “Записках об ужении рыбы” писатель размышляет о названии рыб, пытается проникнуть вглубь имени и почувствовать его жизнь. Не только с Шишковым сопоставим здесь Аксаков. Недаром в главе упоминаются имена Ломоносова, выдающегося натуралиста XVIII века Н.Озерецковского – со всей эпохой Аксаков связан глубоко и интимно. И устанавливая эти связи, Чичерин приглашает к их дальнейшему изучению. В этом – одна из важнейших причин несомненной значимости “Очерков…” для науки – они действительно будят исследовательскую мысль. И пример с Аксаковым здесь не единичен. То же можно было бы сказать и об отмеченной Чичериным близости позднего Баратынского к XVIII веку и о многих других его наблюдениях. Вопрос о внутренних связях отдельных писателей, создающих органическое единство и историческую цельность русской литера-туры – один из важнейших не только в прямо ему посвящённых “Очерках…”. Он возникает и в других книгах А.В.Чичерина. Возможно, это – главная тема его научного творчества. Тема, прямо соотнесённая с главным его жизненным делом.

III
Лектор и собеседник, неизменно поражающий слушателей, А.В.Чичерин в то же самое время обладал не меньшим даром и письменного слова, был подлинным литератором. Собственно литературное творчество было для него всегда очень важным. Всю жизнь он писал стихи, религиозно-философские эссе, мемуарную прозу. Эти литературно-философские произведения достаточно многоплановы и о разном заходит в них разговор. Однако вчитавшись в них – и в стихи, и в прозу – мы видим единое дыхание, могучий духовный поток, постоянную обращённость к сущности мира – Богу.

Пожалуй, наиболее характерным “чичеринским” (а возможно и лучшим) является эссе “Размышления во время вечерних прогулок”, именно размышления, свободные и вдохновенные, о присутствии Бога в нашей жизни. Всё говорит об этом: “кленовый лист, который сейчас соскользнул мне на плечо и упал в мои руки, травинка под моею ногою, старый дуб надо мною устроены вдохновенно и премудро. Радуясь природе, я восхищаюсь не слепым рождением материи, а светлыми мыслями, которые пронизывают всё”. Светлыми, так как исходят они от Бога. Философ по своему университетскому образованию, А.В.Чичерин вместе с тем не был философом в прямом и точном смысле слова. Хотя в юности манила его именно философия als strange Wissenschaft, в зрелые годы он был скорее художником-любомудром, нежели строгим философом. И труды его привлекательны не глубиной мировоззренческих систем, а тем восприятием мира, что в них запечатлелся.

Впрочем, не избегал Чичерин и более идеологических произведений, яркий пример чему – “О “последних русских философах” и о трудах одного из них”. Это – мемуары и размышления одновременно, которые вбирают в себя тем самым основные направления литературно-философского творчества Чичерина, что делает их особенно интересными.

Во-первых, не может не обращать на себя внимание блестящая литературная форма. Стилистическое совершенство и удивительная лёгкость повествования, включающего глубокую проникновенность, лиризм, иронию, отличает очерк, а встающие там образы зримы и весомы. Читая “О “последних русских философах” и о трудах одного из них”, понимаешь, что автор их обладал незаурядным художественным талантом. И остаётся только пожалеть, что он не смог полностью реализоваться – готовящийся в конце 1920-х годов сборник чичеринской прозы “Египетские минуты” в свет не вышел, и более того – рукописи большинства повестей и рассказов пропали.

Впрочем, в мемуарах, да и в филологических сочинениях писательское мастерство Чичерина проявилось достаточно ощутимо, и это –проза в высшем смысле. Важно и другое – “О “последних русских философах” и о трудах одного из них” существенно корректирует наши представления о русской духовной жизни послереволюционной поры, о судьбах религиозной философии в России. Не раз говорилось, что, начиная с 1920-х годов, увлечение философией проходит, сменяясь иными пристрастиями и заинтересованностями, например, стихами. “Стихи… между прочим, почти заменили нам ушедшую из культурного обихода 20-х годов философию” – писал, в частности, такой проницательный и, кстати, сам философски мыслящий его современник, как Д.Е.Максимов.

Чичеринский мемуар показывает, что это не так, точнее, не вполне так. И в 1920-е годы, и много позднее сохранились люди, для которых философия, приведшая их к религиозному сознанию, навсегда оставалась привлекательной и насущно необходимой. Оказывается, религиозно-философское творчество жило не только в эмиграции. И в Советском Союзе, в условиях жесточайшего давления, оно сохранялось и продолжалось, продолжалось долгие годы, десятилетия, не давая тем самым заглохнуть важнейшим традициям духовной русской жизни. Творческое наследие А.В.Чичерина – поэта и мыслителя является ярким свидетельством этому. Размышляя о внутреннем облике А.В.Чичерина, понимаешь, что его смело можно назвать мыслителем Вечности – не только из-за неустанных исканий иной, вечной жизни, но и потому что в жизни посюсторонней, временной, в самом движении времени он стремился обнаружить нечто неподвижное, противостоящее всеобщей текучести, обращённое к Вечности. С этим и связан его интерес к исторической стилистике. Затрагивая различные проблемы и творчество далёких друг от друга писателей, интересуясь их историческими корнями и, с другой стороны, исторической продуктивностью их художественных открытий, он, тем самым, обнаруживал в литературном процессе неизменное, переходящее от эпохи к эпохе, глядящее и назад, и вперёд. Изучение традиции приводило к обнаружению вечного в истории, что неудивительно, ведь традиция в культуре – это и есть “движение Вечности во времени”.

Интерес к традициям, обусловленный мировидением Чичерина, носил глубоко личный, даже интимный характер, что связано с той средой, откуда он происходил, где вырос и созрел. Семья, к которой Алексей Владимирович принадлежал, весьма именита, среди его предков и родственников – сосед и друг Е.А.Баратынского Н.В.Чичерин, знаменитый философ Б.Н.Чичерин…, композитор С.Н.Чичерина. Об этом родстве Алексей Владимирович всегда помнил, более того, постоянно ощущал он свои связи с прошлыми поколениями и гордился ими. Это было не чванство, а благородное чувство личной причастности к магистральной линии развития отечественной культуры. Поэтому-то и словесность ХІХ века была для него чем-то родным, “своим”. И погружался он в мир Пушкина, Льва Толстого или Тютчева не только читая их произведения, но и общаясь с близкими им людьми, когда гостил в Ясной Поляне или Муранове, где вёл беседы с Софьей Андреевной, детьми и внуками Льва Толстого, тютчевскими потомками, когда читал письма своего двоюродного деда, Бориса Николаевича Чичерина, к его другу Льву Николаевичу или же когда расспрашивал бывшего чичеринского камердинера о тех, кто бывал у его барина.

Символичным представляется тот факт, что над кроватью Алексея Владимировича всегда висел пушкинский портрет, что находился раньше в кабинете Б.Н.Чичерина в имении Караул. Культура России действительно вошла в плоть и кровь А.В.Чичерина. Она и организовала строй душевной его жизни, сформировала его личность. Пожалуй, два качества были для него особенно характерны. Во-первых, удивительная мягкость, открытость, доброжелательная заинтересованность во всём, что встречалось на пути. Охотно Чичерин впитывал ранее неизвестное, прежде чужое, а сейчас становящееся уже и отчасти своим. Так, например, обстояло дело с украинской культурой, с которой он столкнулся уже зрелым человеком, но которой открылся, отнёсся с доверительной симпатией и включил в свою интеллектуальную жизнь. К чужим голосам прислушивался Чичерин внимательно и чутко. Он не навязывал своих убеждений, не критиковал, не укорял. В каждом собеседнике стремился он прежде всего увидеть человека, разглядеть образ Божий в его душе. В окружающих он видел братьев и сестёр, и, закономерно, круг его друзей был очень широк и многообразен.

Но эта терпимость, деликатность никогда не переходила у А.В.Чичерина в духовную слабость или безвольную дряблость. Отнюдь нет, он был человеком убеждений твёрдых и непоколебимых. Выработанное мировоззрение он полагал единственно верным и ничто – ни активное общение с людьми совершенно иных взглядов, ни угрозы, ни прямое преследование – поколебать его не могли. Напротив, они лишь закаляли дух Чичерина. Оба эти начала (мягкость, широта и твёрдость, убеждённость) гармонично сливались в его душе. И этот синтез делал Чичерина человеком такого склада как, например, Н.М.Карамзин или И.В.Киреевский. Речь тут, конечно, не о сопоставимости дарований и заслуг (явно несопоставимых), а об одинаковом типе личности. Типе, очень многое определившем в его научном творчестве. Интеллектуальное и личное счастливо соединялись в Алексее Владимировиче Чичерине, и это придавало его трудам особую страстность и живую заинтересованность. Статьи и книги были для него не умственным упражнением, но ответственным человеческим поступком. Мыслитель, человек и учёный обогатили в А.В.Чичерине друг друга, делая то, что он писал и совершал, убедительным в высшей степени.