Владимир Иванович Гоманьков

Владимир Иванович Гоманьков родился 5 декабря 1925 года в белорусской деревне Смоляны Витебской области в семье учителя.

В 1943 году был призван в армию, воевал в десантных войсках. На фронте в десантной бригаде познакомился со священником Евгением Амбарцумовым, который и привёл Владимира Ивановича к вере. В 1946 году В.И.Гоманьков крестился, это произошло в храме св. Николая в Хамовниках (Москва), крестил его священник Евгений Кедров, который окормлял «кружковцев» ( РСХД).

В 1948 году демобилизовался, а в 1950 году после окончания вечерней школы рабочий молодёжи поступил в Московский государственный университет имени Ломоносова на физический факультет (при поступлении сдавать, кстати, надо было в те времена 7 экзаменов!).

В том же году женился на Наталье Михайловне Квитко, дочери Михаила Николаевича.

Как рассказал Владимир Иванович, сначала он подал заявление в ЗАГС, а уж потом в университет. Венчал их о.Александр Толгский, в храме пророка Илии в Обыденском.

В 1951 году родился старший сын Николай, в 1953 — Алексей и в 1954 – Оля.

За время учёбы на физфаке МГУ родить трёх детей… Непростая задача!!

В 1955 году после окончания университета стал работать в НИИ физической химии, а затем, в 1959 году перешёл на работу в НИИ «Чермет». Защитил кандидатскую и докторскую диссертации, область научных интересов – физика металлов: атомное и магнитное упорядочение в металлах и сплавах. Вот название одной из научных статей Владимира Ивановича: «Аномалия докритического рассеяния нейтронов и эффект деполяризации ферромагнитной матрицы при антиферро-ферромагнитном переходе».

Интересно, что даже некое физическое явление получило в науке название «парадокс Глезера-Гоманькова»!

Владимир Иванович пишет статьи на богословские темы, и главное: соотношение науки и религии, данные Библии и данные науки. Совместно, с отцом Глебом Каледой в 1972 года по этой проблематике была издана книга (разумеется, в Самиздате). Так же В.И.Гоманьков пишет очень интересные воспоминания. Ниже я разместил на этой странице его рассказ об архиепископе Мелитоне (Соловьёве) и статью «Научные и библейские представления о возникновении и эволюции вселенной»

В 1984 году умерла жена Владимира Ивановича, тётя Наташа. Похоронена она на Ваганьковском кладбище.

По совету священника Евгения Амбарцумова  Владимир Иванович специально ходил в те московские храмы (причащался только в Хамовниках), где было мало народа, с целью увеличения «массовости» присутствующих на службе…Своего рода «профилактика» от закрытия того или иного храма!

Моя мама, Е.В.Тутунова, хорошо знала т.Наташу по Обыденскому храму. В 1965 году семейство Гоманьковых сняло на лето дом в деревне Конев Бор, рядом с посёлком художников в Песках.

С этого года началась дружба моего отца с В.И.Гоманьковым. Отец нарисовал 4 портрета дяди Володи, всё четыре я разместил на сайте.

Я приведу здесь своё очень яркое детское воспоминание. Я обожал, когда дядя Володя приходил к нам в гости и его мнение для меня, по разным вопросам, было (и есть!) очень важно, огромный авторитет!

Было мне лет 10 тогда. Как-то раз, я ужасно хулиганил и вдруг слышу, что дядя Володя в соседней комнате говорит моему отцу: «что то Крок наш испортился» (это он так меня иногда называл – «Крок»). Я был поражён! Как?! Сам дядя Володя считает, что я себя плохо веду?!….

Думаю, что тогда я сильно изменился, и такого хулиганства в дальнейшем моей жизни уже не было, я очень боялся, что опять услышу про себя — «Крок испортился»…

Виктор Сергеевич Тутунов,
февраль 2009 года.

---

Краткая автобиография Гоманькова В.И.

Я, Гоманьков Владимир Иванович, родился 5 декабря 1925 г. в селе Смольяны, Витебской обл. БССР в семье сельского учителя Гоманькова Ивана Герасимовича. Отец происходил из белорусских крестьян деревни Подберезье Оршанского р-она, а мать, Олимпиада Фаддеевна, была дочерью дьячка Фаддея Кузмича Куксинского, служившего до революции в храме села Храповичи Витебской обл. БССР. В конце 1920 гг. отец уехал в Москву учиться в Педагогической Академии им. Н.К. Крупской, а мы — к родителям матери, у которых жили до 1931 г. После окончания Академии отца направили преподавателем в Могилёвский Педагогический Институт, и мы переехали в г. Могилёв.

В 1933 г. отца назначили директором Пединститута, но в 1935 г. он отказался от директорства и уехал в Москву учиться в Институте Красной Профессуры. В 1937 г. из-за партийного выговора «за потерю бдительности» отца отчислили из Института Красной Профессуры, и он перешёл в аспирантуру Московского Института Философии, Литературы и Истории (МИФЛИ) при Московском Университете. Одновременно он стал преподавать в Московском Авиационном Институте (МАИ). В 1940 г. мы переехали в Москву и стали жить в доме преподавателей МАИ.

С 1934 г. по 1940 г. я учился в средней школе №12 г. Могилёва и закончил 6 классов, а в 1941 г. окончил 7-й класс 147-й школы г. Москвы.

С началом войны отец пошёл записываться в ополчение, но его оставили при институте из-за многодетной семьи, — в ней было 5 детей. В конце июля, после первой бомбёжки Москвы, отцу предложили эвакуировать семью на пароходе вместе с другими семьями МАИ. Он посадил нас на пароход в Южном порту Москва-реки, а сам остался в Москве. Так на пристани мы в последний раз видели отца.

При плаваньи по рекам, — Москва-реке, Оке и Каме, — мы с братом Женей, как старшие, обеспечивали всем необходимым маму с малышами (Валя – 4 года, Лёня – 2 года и Миша – 3 месяца). Через 2 недели нас высадили в селе Николо-Берёзовке на Каме и перевезли на подводах в русское село Калегино в Башкирии. В Калегино, мы с Женей пошли работать в колхоз и научились запрягать лошадей, пахать, бороновать и возить всякие грузы. А в октябре 1941 г. отец вместе с МАИ эвакуировался из Москвы в г. Алма-Ата.

В начале лета 1942 г. меня от колхоза направили в районный центр Калтасы в 25 км. от Калегино на строительство эвакуированного из Курской области «Сушкомбината». Там я работал на стройке, на лошадях в транспортном цехе и бондарном цехе.

В феврале 1943 г. из Алма-Аты нам сообщали, что 16-го февраля от гнойного менингита умер наш отец. Я очень переживал его смерть и всю ночь размышлял о папе. Мне казалось, что он не может умереть, что он был бессмертным, это неправильно – вот так вдруг умереть, ничего не сказав нам. И впервые возник вопрос: а что такое смерть? И ещё думалось, как нам плохо будет без папы!

В начале марта меня призвали в армию, хотя мне ещё не исполнилось 18 лет. Нас привезли в Павловские лагеря в 12 км. от г. Чкалова (теперь Оренбург) в учебный батальон 13-й запасной стрелковой бригады.

В запасной стрелковой бригаде. Военные занятия состояли из шагистики, бега и отработки всяких артикулов и положений винтовки. За полгода учёбы мы только по одному разу выстрелили из винтовки, но большинство солдат «промазало», т.к. стреляло впервые. Похоже, нас учили не воевать, т. е. стрелять и владеть оружием, а выправки и прочим «премудростям» армейской жизни. Отсюда понятно, почему в действующей армии было так мало солдат, умеющих метко стрелять.

Занятия проходили на фоне резкого недоедания. Практически мы голодали: за 1 месяц службы я потерял 12 кг. веса, а в сознании возникла болезненная безнадёжность когда-нибудь насытиться. После месяца службы мы написали заявления об отправки на фронт добровольцами. Но начальство никак не реагировало на наши заявления. Только спустя 2 – 3 месяца с едой стало лучше, так как нас стали часто использовать на дежурстве по пищеблоку и на караульной службе. В пищеблоке нам удавалось наедаться, а в карауле отдыхать от муштры.

Потом отобрав 60 солдат, нас направили в Тоцкие лагеря служить в полковой артиллерийской батарее. Служба в артиллерии изумила нас своим спокойствием, — никто на нас не кричал и не подгонял, хотя режим оставался прежним. Почти все офицеры и сержанты были раненые фронтовики, выписанные из госпиталей, — они были спокойны и доброжелательны к солдатам. При распределении по взводам я попал в артиллерийские разведчики.

На занятиях нас учили ориентироваться на местности и ходить «по азимуту», уметь читать карты и выбирать дороги для проезда пушек. Всё это делалось не спеша, — здесь никогда не командовали: «Бегом!». Так мы прослужили до конца августа, а потом из нас стали формировать маршевые роты, как мы думали, на фронт.

Проехав недели 2 на северо-запад, мы добрались до подмосковного городка Яхрома. Тут мы узнали, что нас привезли на пополнение воздушно-десантной бригады, и нам предстоит стать десантниками. При распределении я попал в артиллерийский дивизион, а начальник разведки дивизиона, узнав, что я – москвич, взял меня в отделение разведки.

В воздушно-десантной бригаде. Через 2 дня начались прыжки с парашютами, хотя большинство солдат не знало, что такое парашют. Мы прыгали с американских самолётов «Дуглас», кабины которых вмещали по 25 десантников, с высоты примерно 1000 – 1200 м. По сигналу штурмана самолёта мы подбегали дверцам и скрывались в их проёмах. Я тоже, не глядя вниз, высунулся из дверцы, меня подхватил поток воздуха и вышвырнул из самолёта. Глянув вверх, я увидел раскрывшийся парашют, а далеко внизу – землю. Казалось, что я парю над землёю и не приближаюсь к ней. Меня охватила несказанная радость собственного полёта, — хотелось петь и победно кричать. Сложив ноги вместе и развернув парашют, я благополучно приземлился, упав вперёд и «погасив» парашют за нижние стропы. Прыгать первый раз было не страшно, так как о трагических случаях, которые случаются при прыжках, мы ничего не знали.

Перед десантированием за линию фронта мы пломбировали мешки с парашютами пломбами, чтобы «внутренние враги» перед прыжками в тыл немцам не попортили наши парашюты. Но всякий раз десантирование отменялось, и мы сдавали парашюты на склад. По-видимому, после гибели 2-х десантных бригад под Киевом в октябре 1943 г., когда их открыто выбросили на позиции немцев, командование берегло наши части для других военных операций.

В начале мая 1944 г. из нашей десантной дивизии сформировали 3 пехотных полка и 238-й гвардейский артиллерийский полк, в составе которого нас повезли на фронт. После более 2-х недель езды мы оказались на Карельском перешейке на реке Свирь, по левому берегу которой проходил передний край Карельского фронта.

На Карельском фронте. Наш 37-й гвардейский корпус влился в состав 7-й армии, расположенной по берегу Свири. Форсирование Свири 21 июня началось с артиллерийской подготовки, которая длился часа 2. Завеса из комьев земли и дыма от взрывов всё это время висела над финским берегом. На нашем участке форсирование Свири прошло без сопротивления финнов. Потом сапёры навели мост и создали несколько паромов, по которым переправлялись танки и наши «Студебекеры» с пушками.

Переправившись на финский берег, мы стали продвигаться вслед за пехотой по лесной болотистой местности, дороги которой были замощены сваленными тонкими деревьями и густо заминированы. На нашем участке фронта у финнов не было ни авиации, ни танков, но солдаты часто гибли на минах и при миномётных обстрелах. Неожиданная гибель солдат казалась дурной случайностью, которой могло бы и не быть.

Мы, разведчики, создавали наблюдательные пункты (НП) для командира дивизиона и начальника разведки, помогали вести наблюдения за финской обороной и исполняли роль вестовых. Наш НП был связан со всеми батарейными НП, и в беготне между НП и батареями дивизиона проходило наше фронтовое время. При этом напряжение, создаваемое миномётными обстрелами и заминированностью дорог, не покидало нас никогда.

А фронт, несмотря на сопротивления финнов, неумолимо смещался в глубь Карелии. 21 июля 1944 г. мы подошли к финской границе 40-го года, и на фронте наступило затишье. В начале августа радисты сообщили, что в Финляндии сменилось правительство, и надо ожидать перемирия. Скоро нашему 37-му корпусу приказали вернуться на станцию Лодейное Поле и грузиться в эшелоны. В августе 1944 г. эшелоны повезли нас на юго-запад, как мы думали на другой фронт.

В Белоруссии. Но в конце августа нас привезли в город моего детства, Могилёв, затем мы выехали на Бобруйское шоссе, и за огородами деревни Сельцы, выкопав 2 ряда землянок, расположились дивизионы. Из 4-х батальонов и 2-х дивизионов опять сформировали 18-ю гвардейскую воздушно-десантную бригаду. Началась обычная армейская служба с учениями и прыжками с парашютами.

Воспоминания о Е.В. Амбарцумове. Вскоре я близко познакомился санинструктором дивизиона Евгением Владимировичем Амбарцумовым, землянка которого находилась против нашей землянки. Он стал моим старшим другом и оказал определяющее влияние на моё мировоззрение и дальнейшую жизнь. Женя служил в дивизионе в чине младшего сержанта и на Карельском фронте был награждён медалью «За отвагу». Он был старше меня на 8 лет, окончил факультет русского языка и литературы Московского педагогического института, и до войны вместе с женой преподавал литературу в школе.

В разговорах и беседах постепенно выявилось его религиозное мировоззрение. Сначала оно меня несколько разочаровало своей простотой и некой тривиальностью: Бог — Христос — Церковь. Однако, в вопросах и ответах Женя развернул передо мною стройную логически непротиворечивую систему своего религиозного миропонимания, которое подкреплялось примерами из его личной жизни, жизни его родных и знакомых и литературы.

При этих разговорах росло и доверие к его мировоззрению. Одновременно в них чувствовался интерес и к моей жизни. Вот эти внимание и доброжелательность к любому человеку оказались самыми замечательными качествами и его личности, и его православного мировоззрения. Постепенно доверие к Жене и его мировоззрению переросло в мою христианскую веру, и я стал верующим человеком.

В деревне Буйничи. В январе 1945 г. нашу бригаду расформировали,- пехотные батальоны свели в полк и направили на фронт в Венгрию в район озера Балатон. А из нашего артдивизиона выделили команду в 25 человек для охраны оставшегося десантного вооружения и боеприпасов, которое свезли на станцию Буйничи в 2 км от г. Могилёва. Женю назначили в эту команду санинструктором, а он попросил командира дивизиона включить в неё и меня.

Из деревни Буйничи мы стали ходить в караул на станцию, а Женя следил за здоровьем солдат и организовывал бани. Вокруг Жени в команде создалась удивительно доброжелательная и спокойная обстановка. Никто с ним не был запанибрата, а он оставался неким умиротворяющим центром.

Вооружение и боеприпасы мы охраняли до конца войны. А в ночь с 8-го на 9-е мая мы увидели феерическую стрельбу ракетами и трассирующими пулями в Могилёве, который хорошо просматривался с нашего высокого берега Днепра, и поняли, что война кончилась. На следующий день и мы, выстроившись у избы, к радости деревенских мальчишек дали залп из автоматов. Утром же по деревне громко голосили и рыдали вдовы, чьи мужья уже никогда не вернутся домой.

Артиллерийская База. Сразу после окончания войны мы перевезли наш склад на Окружную Артиллерийскую Базу в Красном Урочище в 6 км от г. Минска и переехали туда служить. Наша команда влилась в рабочую роту Базы. Женя, как санинструктор, работал при санчасти, а мня направили в тракторный отдел. Там я наладил учёт тракторного имущества, и стал вроде заведующего хранилищем тракторных запасных частей. Иногда по воскресеньям мы с Женей отпрашивались в Минск по увольнительной и там всегда ходили в церковь, и стояли обедню.

В ноябре появился указ о демобилизации из армии некоторых старших возрастов и учителей. Женю, как учителя, демобилизовали 7/XI-45 г. Я проводил его на Минский вокзал, и мы договорились писать обо всём друг другу. Прослужив вместе более года, мы сформулировали целый ряд правил, необходимых для жизни христианина в тоталитарном атеистическом обществе. Так определялось отрицательное отношение к комсомолу, партии и политике вообще; устанавливалась тщательная конспирация своих религиозных взглядов в официальных отношениях и при общении с малознакомыми людьми. В выборе профессии исключались гуманитарные специальности, чтобы, как говорил Женя, «не кривить душой». Всегда поддерживать малозаметные христианские идеи и оказывать всяческую помощь близким по духу людям.

В Москве. В начале июня 1946 г. я получил отпуск и оказался в Москве. Женя организовал моё крещении у знакомого священника о. Евгения Кедрова, который служил в храме св. Николая в Хамовниках и был духовником некоторых бывших членов кружка Русского Христианского Студенческого Движения (РХСД). После крещения я съездил к маме в Башкирю. В Москве Женя познакомил меня с Глебом Каледой, а перед отъездом в Минск я поступил на заочные Курсы английского языка. Благодаря этим Курсам, я побывал в Москве и в 1947 г., и мои московские знакомства расширились. На Базе, договорившись с командиром роты, я поступил в 8-ой класс вечерней школы рабочей молодёжи, которая открылась в соседнем посёлке Красное Урочище.

Демобилизация. В конце февраля 1948 г. объявили демобилизацию солдат 1925 г. рождения, и 8 марта меня демобилизовали.

Эшелон демобилизованных прибыл в Москву, и нас отпустили с документами. Женя считал, что мне надо прописаться при МАИ, а пока он договорился со знакомыми семьями, у которых мне можно было иногда переночевать. К вечеру каждого дня он сообщал, у кого я должен ночевать: у Рудзких, Калед, Пестовых, Квитко, или у Марии Алексеевны Жучковой, его приёмной матери. Всё это были замечательные семьи, живущие весьма стеснённо и проявившие милосердие ко мне. Мои ночёвки по знакомым продолжались целый месяц. В прописке и приёме на работу в МАИ мне помогли сотрудники МАИ, знавшие моего отца. Наконец, меня прописали в бараке, а я снял койку в преподавательском корпусе у старушки из Пензы, — бабушки Марии.

Дальнейшая жизнь на «гражданке». Я стал работать лаборантом на кафедре физики МАИ и кончать 8-й класс вечерней Очно-заочной школы рабочей молодёжи, которая оказалась недалеко от квартиры Квитко. В этой школе была зачётная система обучения, и в свободное время я довольно часто встречался с Женей, а иногда после занятий навещал семью Квитко.

Иногда Женя сообщал, что у него свободный вечер. Мы встречались в метро и часа 2 ходили по московским переулкам, обсуждая различные проблемы. В начале июля Женя пригласил меня в крёстные отцы к своему второму сыну Дмитрию. Крёстной матерью была сестра Жени, Лида.

Cемья Квитко состояла из Михаила Николаевича, Лидии Алексеевны и их дочери Наташи, которая уже окончила Механико-математический факультет Московского Государственного Университета (МГУ) и работала в Математическом Институте АН СССР. В 20-х годах Михаил Николаевич и Лидия Алексеевны были активными участниками РХСД, а Михаил Николаевич за свою деятельность в РХСД дважды арестовывался и даже высылался в г. Пермь. Все члены семьи были по-настоящему интеллигентны, — интересовались классической музыкой, живописью и театром.

Меня тоже интересовала литература, музыка, живопись и театр. Наташа старалась «развить меня культурно» и, узнав, что я никогда не был в Большом Театре, пригласила меня на премьеру оперы «Садко» Н.А. Римского-Корсакова. После посещения театра мы стали довольно часто ходить на концерты и художественные выставки. Так я и познакомился со своей будущей женой, Наташей.

Весной 1949 г. я перешёл в 10-й класс. С Наташей мы, как и прежде, иногда ходили на концерты и в театры, и как-то стали привыкать, и тянуться друг к другу. В декабре мы с Наташей объяснились в любви. Мы не строили планов о нашем будущем, но, идя вместе от Пасхальной заутрени в 1950 г., решили, что для нашего венчания мне необходимо окончить школу и получит благословение Наташиных родителей.

А у Жени с Таней в феврале родился 3-й сын, которого назвали Николаем, и Наташу пригласили в крёстные матери. Теперь Женя в шутку говорил: «Не каждый мужчина может гордиться, что имеет трёх сыновей!»

В конце мая, оказавшись с Михаилом Николаевичем и Лидией Алексеевной наедине, я попросил у них руки их дочери Наташи. Они согласились на наш брак, и мы расцеловались. Сдав на отлично все выпускные экзамены в школе, я в начале июля подал документы в приёмную комиссию Физического факультета МГУ.

14 июля 1950 г. настоятель храма «Ильи Обыденного» о. Александр Толгский обвенчал нас с Наташей, и мы всей семьёй уехали в деревню Бородухино, в 6-ти км. от г. Малоярославца. Здесь жила семья о. Михаила Соловьёва, будущего архиепископа Мелитона, который снял для нас пустующий дом. Гуляя с Наташей по окрестностям, мы в соседнем селе Игнатьевское обнаружили продающийся дом и на одолженные у знакомых деньги купили его для моей мамы. Осенью она с младшими детьми переехала сюда из Башкирии.

Для сдачи вступительных экзаменов на физфак мне надо было ехать в Москву, и Наташа поехала со мной. Вступительные экзамены я сдал хорошо, набрав 30 балов, и превысил проходной бал 28. Время учёбы проходило быстро, и 1-ю экзаменационную сессию на физфаке я сдал благополучно.

1951 г. А Женя принял решение пойти по стопам своего отца и стать священником. Всё это делалось втайне, и пути выхода на служение Церкви в те времена были не простыми. Заручившись рекомендательными письмами, Женя в феврале 1951 г. отправился в Ленинград и сначала стал заведовать библиотекой в Ленинградской Духовной Академии. В июне того же года он принял сан и начал служить во Владимирском соборе. Он рассказал, как перед посвящением получал необходимую визу у какого-то военного чина (возможно из КГБ). Чин презрительно заметил: «Машите кадилом, пока вы полезны государству, и оно вас терпит». Женя ответил, что не очень-то помашешь кадилом, если нет веры.

Учась на физфаке, я обнаружил у себя отсутствие серьёзных математических способностей. Поэтому решил учиться на экспериментатора, а не на физика-теоретика. Незаметно подошло время весенней сессии, во время которой в ночь на 23-е мая Наташа родила 1-го сына, Колю. Когда я сдал экзамены за 1-й курс, мы всей семьёй опять уехали в Бородухино и отдыхали там до конца Наташиного отпуска «кормящей матери».

А в сентябре о. Евгений приехал за семьёй, которая оставалась на «43 км». В первых числах октября состоялось, как говорил о. Евгений, «великое переселение народов». У вагона собрались провожающие, и, когда поезд тронулся, о. Евгений благословил нас, стоя у окна. Наступил ленинградский период его жизни.

Благополучно сдав весеннюю сессию 1952 г., я перешёл на 3-й курс, и нас распределили по специальностям. Наша группа вошла в «Отделение строения вещества», на котором изучались ядерная физика, нейтронная физика, космические лучи, элементарные частицы и их ускорители, и мы стали слушать лекции по этим предметам.

Летом мы сняли дачу на 43-м км. рядом с дачей Ефимовых. На даче Бориса Петровича и Екатерины Александровны царила атмосфера духовного христианского оазиса, в котором общались 2 — 3 поколения православных христиан. Мы с удовольствием проводили время на их участке, иногда играя в волейбол.

1953 г. В январе 1953 г. у нас родился 2-й сын Алёша. Дачу мы сняли по рекомендации Ведерниковых в посёлке «старых политкаторжан» возле платформы Строитель. Хозяева действительно до революции были где-то в ссылке. А узнав об аресте Берии, они очень всполошились, — хозяйка время от времени вздымала руки к небу и говорила: «Как же так, ведь он был наш столп!»

Успешно сдав экзамены, я перешёл на 4-й курс. Новый учебный год начался в новом здании МГУ на Ленинских горах. В 1-м семестре во время комсомольского собрания всего физфака вспыхнул студенческий бунт, о котором мне рассказали комсомольцы нашей группы. Студенты требовали повысить качество преподавания, пригласив читать лекции известных академиков. Руководство физфака переполошилось и уговорило студентов не писать письмо в ЦК ВКПб.

1954 г. А у нас в апреле месяце родилась дочка Оля. Наташа же от работы получила комнату в 32 м в общей квартире на Трубниковском переулке. В этой комнате жила семья её начальника К.А. Семендяева, которому от института выделили квартиру. Мы переехали в Трубниковский, когда Наташа лежала в роддоме, и при переезде нам помогали Ерохины. Теперь они оставались на Пресне в отдельной квартире, и дядя Алёша мог иметь свой кабинет для работы. Когда мы с Наташей и с Олей в руках подошли к дому, соседка спросил: «Первый?» Наташа ответила: «Третий». «Смелые люди» сказала соседка. Полученную комнату мы разгородили платяными и книжными шкафами, выделив спальный угол для Михаила Николаевича (дедушки) и Лидии Алексеевны (бабушки)

Когда мы начали учиться на 5-м курсе, бунт повторился, и комсомольское собрание направило письмо со своими требованиями в ЦК. В результате бунта сменили декана физфака и нам стали читать лекции академики И.Е. Тамм, Арцимович, Кикоин, Л.Д. Ландау и другие. Кроме того, отменили госэкзамены, а оставили только защиту диплома.

1955 г. Диплом я делал в Физическом Институте АН СССР (ФИАН) по космическим лучам, работая на большой камере Вильсона. Мы регистрировали ливни космических лучей в течении нескольких месяцев. Для обработки результатов мне пришлось просмотреть 10000 кадров фотоплёнки, на которых отпечатались следы электронов и других элементарных частиц, образующих ливень. В декабре я защитил диплом, и меня распределили в Институт Физической Химии АН СССР (Физхимия) на должность младшего научного сотрудника.

Естественно, в Физхимии никто не интересовался космическими лучами, и с 1956 г. я стал работать в группе нейтронографии, создающей методику по изучению структуры вещества с помощью диффракции тепловых нейтронов. К 1959 г. мы установили диффрактометр на ядерном реакторе Курчатовского Института и провели измерения сплава Cr-Mn, по которым написали статью. Но в Физхимии не было ни научного направления, ни серьёзных объектов для таких исследований.

В конце 1959 г. нас с Аркадием Андреевичем Лошмановым пригласили в Центральный Научно-Исследовательский Институт чёрной металлургии (ЦНИИчермет) им. И.П. Бардина работать на нейтронном диффрактометре, который устанавливался на ядерном реакторе Института Теоретической и Экспериментальной Физики (ИТЭФ). В ЦНИИчермете возникло направление по исследованию атомного и магнитного упорядочения в металлах и сплавах, в котором определяющее значение имел нейтроноструктурный анализ. Этому направлению я и посвятил свою дальнейшую научную деятельность.

А ЦНИИчермет состоял из нескольких небольших институтов, которыми научно руководили свои директора, но административно они подчинялись центральной дирекции. Нас с Аркашей брали в разные институты, — одного в аспирантуру в Институт Физики Металлов (ИФМ), где директором был академик Г.В. Курдюмов, другого в лабораторию Магнитномягких сплавов Института Прецизионных Сплавов (ИПС) с директором Д.И. Габрилианом. Кому куда идти мы должны были решать сами, и мы бросили жребий, — Аркаше достался ИФМ, а мне – ИПС.

Четыре научных сотрудника и 2 лаборанта из двух институтов образовали группу нейтронографии ЦНИИчермет, работающую на ядерном реакторе ИТЭФ, который находился в Старых Черёмушках. В ЦНИИчермет мы приезжали, в основном, за зарплатой или на учёные советы. Мой начальник лаборатории, И.М. Пузей, был заинтересован в нейтроноструктурном анализе сплавов системы Ni-Fe, поскольку собирался защищать докторскую диссертацию. Поэтому он всячески помогал мне и изотопическими образцами, и приборами. Кажется, в 1964 г. он защитил диссертацию, в которую вошли некоторые наши результаты.

С 1954 по 1958 г. наша семья снимала дачи у разных хозяев в посёлке «Заветы Ильича». Когда я, Наташа и дедушка работали, мы приезжали на дачу после работы, а бабушка жила там с детьми целыми днями. В отпусках же мы все жили на даче. Но вот дети подросли, и в 1959 г. дедушка с бабушкой отпустили нас с Наташей на отпуск в г. Адлер на Чёрное море. В этом же году дедушке исполнялось 60 лет, и он намеривался выйти на пенсию.

Летом 1960 г. дедушка и бабушка вместе с детьми уехали на Азовское море в г. Бердянск. А у Наташи в Институте Прикладной Математики (ИПМ) распределяли квартиры дома, построенного в Новых Черёмушках. Наташа пошла к академику М.В. Келдышу, который был директором ИПМ, и попросила квартиру такой же площади, как наша комната, чтобы разделить наши 3 поколения, живущие в одной комнате. Нам дали 3-х комнатную квартиру на 1-м этаже, и осенью мы переехали в Черёмушки, а мне стало ближе добираться до работы на реакторе в ИТЭФ.

На этом реакторе ЦНИИчермет арендовал один из горизонтальных каналов, по которому в экспериментальный зал выходил пучок нейтронов. На выходе канала мы и монтировали диффрактометр. За полгода мы наладили диффрактометр и сделали первую работу по просьбе свердловской группы нейтронографистов, у которых ещё не было диффрактометра. В 1961 г. они опубликовали статью, включив меня и Лошманова в соавторы, что вызвало недовольство руководителя группы Б.Г. Лященко. Он считал, что в статьях, написанных по исследованиям на диффрактометре, все научные сотрудники группы должны быть соавторами. К 1962 г. мы стали печататься в научных журналах по результатам, которые получил каждый из нас.

К 1965 г. И.М. Пузею удалось добиться финансирования нейтронографии и купить польский диффрактометр «Ravar». На реакторе мы «переехали» на другой канал и установили 2 диффрактометра на одном канале, разделив пучок нейтронов с помощью монохроматоров. «Ravar» мы приспособили для изучения малоуглового рассеяния нейтронов. Перебазирование на другой канал и освоение «Ravarа» заняло больше года, и пришлось отодвинуть защиту кандидатской диссертации. Пузей усилил нашу нейтронографическую подгруппу ИПС, обеспечив её лаборантом и ещё 2-мя научными сотрудниками. Меня он перевёл на должность руководителя группы с повышенным окладом.

А в 1961 г. мы отправили наших детей в пионерский лагерь от Наташиной работы. Неприспособленные к такой жизни, они там очень страдали и стали болеть. Пришлось их взять оттуда, и мы больше никогда не пользовались таким «общественным отдыхом».

В начале 1963 г. Глеб Каледа познакомил меня со своей конспиративной рукописью, в которой содержалась попытка согласования текста Книги Бытия (Шестоднева) с совремёнными научными данными. В этом же году в журнале «Успехи физических наук» вышла обзорная статья академика Я.Б. Зельдовича «Теория расширяющейся Вселенной, созданная А.А. Фридманом». В ней излагалась совремённая космологическая модель расширяющейся Вселенной, в которой Вселенная возникла 10 миллиардов лет назад и расширяется вместе с пространством. Обсудив её с Глебом, я взял на себя согласование результатов современной космологии и физики с текстом Шестоднева. Соответственно скорректировав статью Глеба по первому «дню творения», я написал ещё 2 статьи. Наши статьи по этим вопросам были опубликованы только в 1997 и 1999 г.г.

А моя сестра, Валя, окончив Педагогическое училище в Калуге, а затем Заочный Пединститут в Москве, стала преподавать в школе деревни Вашутино в 12 км. от г. Обнинска. Она жила при школе, и пригласила нас в 1964 г. отдыхать у неё. Мы отвезли туда родителей и детей, а сами приезжали на воскресенье. Когда мы стали там жить в свой отпуск, Валя заболела шизофренией, и мы с Наташей отвезли её в Обнинск. Из Обнинской больницы её при моём сопровождении срочно направили в Калугу и положили в психиатрическую больницу. А нам с детьми пришлось уезжать и продолжать отпуск в Москве.

Так как Наташа и Лидия Алексеевна были прихожанками храма «Ильи Обыденного», то знакомые по этому храму, — Катя и её мать, София Михайловна, — в 1965 г. посоветовали нам снять дачу в деревне Конев Бор по Казанской железной дороге. За огородами деревни в лесу располагался дачный посёлок художников, в котором находилась дача Сергея Андреевича Тутунова, профессионального художника и мужа Кати. Переехав в Конев Бор, мы стали общаться с семейством Тутуновых, в котором росло 3 мальчика, не слишком младше наших детей.

В результате общения я близко сошёлся с Сергеем Андреевичем (Серёжей), который был мне ровесником и интересным собеседником. Он отличался самобытными и даже парадоксальными взглядами на многие жизненные проблемы. Кроме всего прочего, Серёжа был очень добрым человеком и в нужных случаях часто действовал без промедления. Как говорил Глеб Каледа: «Серёжа – горячее нас!» Во время войны его отец оказался на территории, оккупированной немцами, и после освобождения был арестован и заключён в советский лагерь, где и умер. Серёжа в своих картинах старался показать страдающих людей (например, Триптих с солдатом и зэком). Традиционно мы с ним спорили о войне и о науке. Потом, бывая на даче, я с удовольствием работал с Серёжей и на участке, и по даче.

На даче Тутуновых мы познакомились с братом Кати, — Сергеем Викторовичем Мейеном, который был палеоботаником. Он очень заинтересовал нашего Алёшу палеоботаникой, и Алёша стал ходить работать в его лабораторию Геологического Института (ГИН), хотя ему было только 12 лет. В дальнейшем, будучи ещё школьником, он стал ездить с Сергеем Викторовичем в летнии экспедиции и по окончании школы поступил в МГУ на Геологический факультет.

По совету Сергея Викторовича, в 1966 г. я и Наташа в разное время отпусков отдыхали с детьми в г. Батурине, бывшей столице Левобережной Украины, расположенной на реке Сейм. А дедушка с бабушкой сняли дачу в посёлке художников недалеко от дачи Тутуновых. На пляжах и в саду я дописывал свою кандидатскую диссертацию, посвящённую исследованию атомных магнитных моментов в сплавах группы Fe. Защитил я её в апреле месяце 1967 г. После защиты я с детьми поехал в станицу Владимировскую Краснодарского края на отдых, куда нас пригласил Николай Константинович Казанский, дедушкин однокашник по реальному училищу в Ростове на Дону.

В 1968 г. у моей мамы, которая жила в семье моего брата Жени в г. Обнинске, врачи обнаружили рак желудка. Такая же раковая опухоль была обнаружена и у Лидии Алексеевны, и в обоих случаях врачи настаивали на операциях. При операции Лидии Алексеевны опухоль оказалась маленькой и её вырезали, хотя желудок был поражён метастазами. У моей мамы она заполнила весь желудок, который тоже был весь в метастазах. Во время операции мамы я сидел в коридоре больницы, ожидая результатов. Вышедшая после операции хирург сообщила, что опухоль удалить не удалось, и они сделали лишь несколько уколов в неё. Сколько она ещё проживёт, точно сказать трудно, но умрёт, наверное, в этом году. Действительно, она умерла через 4 месяца 15.10.1968 г. А Лидия Алексеевна умерла через 2 года.

В этом же году из Ленинграда стали поступать сведения о тяжёлом заболевании о. Евгения, — он с трудом ходил и почти не владел пальцами рук. Он уже не мог служить в церкви, и когда он приехал в Москву, из вагона его вынесли и везли на коляске до такси. Одна из последних моих встречь с о. Евгением состоялась летом 1969 г. за несколько месяцев до его смерти. Он приехал в Москву полечиться от своей болезни и проходил курс массажа у массажистки на станции Ухтомская Казанской железной дороги. Жил он вместе с Таней у той же массажистки и очень обрадовался моему приезду. Несмотря на тяжёлое состояние, он живо интересовался жизнью моей семьи и подтрунивал над своей беспомощностью. Скончался он 26.11.1969 г.

Летом 1970 г. Алёшу приняли на Геофак, а до начала занятий оставалось ещё 3 недели свободного времени. Мы списались с моей тётей Верой, семья которой жила в Литве в г. Пабраде, и она пригласила нас с Алёшей погостить у них. Нам очень понравился небольшой городок Пабраде, расположенный на р. Жеймяне в 50 км. от Вильнюса и окружённый лесами и озёрами. Оказалось, что в городе можно снимать комнаты и даже дома для летнего отдыха. В городе есть ресторан, дешёвый в дневное время, а по определённым дням бывают продуктовые базары. Всё это мы обсудили с Наташей и стали ездить на отдых в Пабраде почти ежегодно до 1983 г.

После защиты кандидатской диссертации я сосредоточился на изучении атомного порядка в сплавах системы Ni – Fe, в которой существовали 2 структурные проблемы, — пермаллоев и инваров. В начале 70-х годов Пузей усилил нашу группу, взяв 2-х выпускников Физфака и ещё одного лаборанта. При таком составе нам удавалось выпускать по 4 – 5 печатных экспериментальных работ в год. Естественно, что один из моих молодых сотрудников, Е.В. Козис, к 1976 г. набрал материал для защиты кандидатской диссертации и защитил её на Физфаке. Другой сотрудник, Б.Н. Мохов, поступивший к нам в 1974 г. подготовил диссертацию к 1979 г.

В 1978 г. проблемы атомной и магнитной структур пермаллоев и инваров были решены, и я стал писать докторскую диссертацию. Она называлась «Тонкая кристаллическая и атомная магнитная структура сплавов на основе системы Fe – Ni”. Писал я её и в Москве, и в лесах Пабраде, когда Наташа собирала грибы и ягоды. В конце 1980 г. я сообщил Пузею, что у меня готова докторская диссертация. Он как-то скривился, и я почувствовал его страх потерять место начальника лаборатории и желание затормозить защиту. Но директор же нашего института, Б.В. Молотилов, узнавши, что диссертация написана, очень обрадовался и назначил технический совет ИПС для её обсуждения. На техсовете я доложил диссертацию, которую одобрили, но сделали несколько замечаний по форме расположения материала. Учтя эти замечания, я стал в очередь на защиту в квалификационный совет, и защитился в апреле 1981 г.

---

Благодатные встречи. Воспоминания об архиепископе Мелитоне (Соловьёве)

Моё знакомство с отцом Михаилом Соловьёвым (будущим архиепископом Мелитоном) состоялось в 1950 г. в Москве через родителей моей невесты – Михаила Николаевича и Лидию Алексеевну Квитко. Перед революцией и в 20-е годы они активно участвовали в Русском Христианском Студенческом Движении (РХСД), одним из руководителей которого был отец Владимир Амбарцумов, расстрелянный в 1937 г. на полигоне в Бутово под Москвой и канонизированный как священномученик Русской Православной Церковью в 2000 г. [1]. Михаил Николаевич, будучи студентом Московского Высшего Технического Училища им. Баумана (МВТУ), за активную деятельность в кружках РХСД в 1922 г. был арестован и сослан в г. Пермь, где пробыл 3 года. По окончании ссылки он окончил МВТУ и в дальнейшем работал инженером, – специалистом по турбинам и насосам [2].

Несмотря на разгон РХСД Советскими властями и аресты некоторых руководителей и кружковцев, между членами этого движения сохранились и поддерживались тесные связи во все последующие годы [1]. В частности, семья Квитко постоянно общалась с семействами отца Владимира и Николая Евграфовича Пестова [1, 3], автора известного сейчас труда «Современная практика Православного благочестия» [4].

Отец Владимир служил в Московских храмах св. Владимира в Старых Садах и св. Николая у Соломенной Сторожки [1,5]. Настоятелем храма св. Николая был отец Василий Надеждин, давний друг отца Михаила. Они познакомились в 1918 г. ещё до принятия священства у их общего наставника и друга – священника Иоанна Козлова, который служил в селе Никольский Поим Чембарского уезда Пензенской губернии [6]. Став священнослужителями в один и тот же 1922 год, друзья продолжали интенсивное общение, и сообщали друг другу о всех служебных и семейных изменениях.

В 20-х годах коммунистическая партия и Советское правительство развернули планомерную борьбу против Русской Православной Церкви. Борьба не ограничивалась только антирелигиозной пропагандой в печати, но приняла репрессивные формы давления на священников и верующих. Вместе с тем, как одну из форм идеологической борьбы, партийные деятели устраивали открытые диспуты, на которых коммунистические атеисты дискутировали со священниками и миссионерами в присутствии многочисленных слушателей, в основном, верующих.

Отец Михаил, получивший хорошую миссионерскую подготовку, оказался активным участником многих диспутов с безбожниками в Пензенской епархии.

По рассказам отца Михаила диспуты проходили в переполненных публикой залах, о теме диспута договаривались предварительно. В частности, отец Михаил провёл 3 диспута по темам: «О мироздании», «О Христе и Христианской религии» и «О религиях». В выступлениях отец Михаил использовал те данные, которые имелись тогда в распоряжении науки и богословия.

В диспутах поражала научная беспомощность атеистических докладчиков, оперировавших, в основном, марксистскими и партийными лозунгами.

«Они старались меня распропагандировать, но сами ничего не понимали», – вспоминал потом владыка Мелитон. «Когда мне нужно было рассказывать о происхождении Солнечной системы, как части мироздания, я излагал теорию Канта – Лапласа в переработке французского астронома, тогда новую ещё. Они, конечно, не знали системы Канта- Лапласа и с открытыми ртами слушали меня. Они даже отказались продолжать диспут и уехали, – им это просто оказалось очень невыгодно, так как диспуты превращались в религиозную агитацию». Отца Михаила, как миссионера, приглашали на диспуты во многие приходы, и он проводил их всегда победоносно. Естественно, что это очень не нравилось местным властям.

В эти же годы возникло «обновленчество», с которым отцу Михаилу так же пришлось вступить в борьбу. Он обличал «обновленцев» в храме с амвона, но их поддерживали власти, и они захватывали храмы. Большинство прихожан храмов всегда было против «обновленцев», а для захвата храма необходимо было убрать священника. Чтобы захватить храм в селе Сентяпино, где служил отец Михаил, его 3 раза арестовывали и сажали в тюрьму, но прихожане дважды добивались возвращения своего священника. Наконец, в 3-й раз у него отобрали регистрацию и предъявили обвинения в антисоветской агитации, по-видимому, припомнив его выступления на диспутах. Между тем, в его приходе «обновленцы» захватили храм, а отца Михаила выпустили из тюрьмы при условии невозвращения в свой приход. При этом власти потребовали покинуть пределы Пензенской области, угрожая, в противном случае, арестом.

После закрытия храма в селе Сентяпино и угрозы ареста за обличения «обновленцев» и за апологетические выступления на диспутах с атеистами, отец Михаил в 1928 г. по совету и протекции отца Василия Надеждина перебрался в Москву. Здесь он общается с отцом Василием и его окружением, в которое входили московские священники отец Владимир Амбарцумов и отец Михаил Шик, Сергей Алексеевич Никитин (будущий епископ Стефан) [1, S – 8], а также часть профессуры Тимирязевской Сельскохозяйственной Академии [6].

Вскоре отец Михаил получил приход в Ильинском на Бодне Можайского района Московской области. Частыми гостями в Ильинском у отца Михаила были его московские друзья. Известная православная поэтесса Надежда Александровна Павлович [9] в этот период всегда снимала дачу в Ильинском и духовно окормлялась у отца Михаила. Она и привезла Сергея Алексеевича Никитина [6, 8] в Ильинское после освобождения его из лагеря в 1933 г. Бывшим заключенным не разрешалось жить в Москве и Московской области в пределах 100 км. от Москвы. Поэтому первое время Сергей Алексеевич жил и был даже прописан у отца Михаила.

А отец Василий с семейством гостил у отца Михаила накануне своего ареста. Он был арестован в 1929 г. и погиб в Кемьском лагере по дороге на Соловки. В 2000 г. отец Василий Надеждин прославлен Русской Православной Церковью и почитается как священномученик Василий Московский [6].

После закрытия храма в Ильинском в 1934 г. арестовали и отца Михаила. Он был осуждён на 3 года в Сибирь на строительство Байкало-Амурской Магистрали (БАМ-1). Узнав об аресте отца Михаила, отец Владимир организовал помощь его семье, которая состояла из матушки Веры Михайловны, шестерых детей и родителей отца Михаила. Кроме того, отец Владимир благословил и как бы прикрепил семейство Квитко к семье отца Михаила для оказания всяческой постоянной помощи. Так зародилась дружба двух семей продолжающаяся и поныне.

После освобождения из лагерей в 1936 г. отцу Михаилу и его семье помогли перебраться в деревню Бородухино, распложенную в 6-ти км. от г. Малоярославеца Калужской области, а матушка стала учительствовать в местной школе. В 1936 г. отцу Михаилу удалось получить в Пензенской области паспорт без отметки о судимости, что помогло ему избежать последующих арестов, особенно в 1937 г. Выдержав соответствующие экзамены на курсах учителей, отец Михаил стал учительствовать вместе с женой, и ко времени моего знакомства с ним был директором школы и даже депутатом Малоярославецкого районного Совета.

Сразу же после переезда отец Михаил вместе с Александром Герасимовичем Яковлевым [6], который когда-то работал лаборантом у отца Владимира [1], построили дом в Бородухине, и семья перестала жить при школе. В доме была небольшая каморка, в которой отец Михаил тайно совершал богослужения. Он также нелегально служил вместе с отцом Михаилом Шиком, который после своего ареста и ссылки проживал в г. Малоярославце до повторного ареста в 1937 г. [7].

Впоследствии владыка Мелитон рассказывал мне, что документы о его священстве хранились в пристройке дома отца Михаила Шика, где они вместе совершали богослужения. Документы были спрятаны за образом Божией Матери. Однажды, когда отец Михаил входил в пристройку для совместной службы, этот образ как-то неожиданно повернулся и привлек его внимание. Отец Михаил посчитал этот знак указанием Богородицы и, посоветовавшись с отцом Михаилом Шиком, в тот же день перенёс свои документы в Бородухино. А на следующий день он узнал, что отца Михаила Шика арестовали и увезли в Москву. Это случилось в 1937 г., и в этом же году его расстреляли в Бутово под Москвой [7].

Во время Великой Отечественной Войны в 1941 г., когда немцы подходили к Москве, отца Михаила мобилизовали в армию накануне захвата немцами г. Малоярославца. Вместе с другими мобилизованными он оказался в г. Нарофоминске, в котором царила паника и неразбериха. При отсутствии командиров и указаний куда двигаться, некоторые его попутчики стали разбегаться по домам и уговаривали его присоединяться к ним. Однако отец Михаил твёрдо отказался дезертировать и, после изрядных мытарств, был направлен на Урал, где прослужил интендантом до окончания войны в чине старшего лейтенанта. Семья же его оказалась на оккупированной немцами территории, и о её судьбе ничего не было известно. Сразу после отступления немцев известие о своей семье отец Михаил получил от семейства Квитко, которое, оставаясь в Москве, установило связь с семьёй Соловьёвых и переписывалось с отцом Михаилом. Господь хранил семью отца Михаила и в оккупации.

Непосредственно я познакомился с отцом Михаилом на моей свадьбе в квартире Квитко, куда было приглашено и всё семейство Соловьёвых. После венчания нас там встречали «хлебом и сольют отец Михаил и Лидия Алексеевна. Через два дня мы все поехали в Бородухино и летом 1950 г. жили в доме, который нам снял отец Михаил. Гуляя по окрестностям Бородухино, мы с женой случайно наткнулись в соседней деревне Игнатьевское на продажу небольшой и недорогой избы, которую можно было бы купить для моей мамы с детьми (моими младшими братьями и сестрой). Они, после смерти моего отца в 1943 г., застряли в эвакуации в деревне Калегино в Башкирии и очень там бедствовали.

Отец Михаил благословил приобретение этого дома, а часть денег на его покупку одолжила Надежда Григорьевна Чулкова, – вдова известного писателя-символиста Г. Чулкова и близкая знакомая семьи Амбарцумовых. Отец Михаил предложил привезти моих родных сначала к ним в Бородухино, а потом уже им обживаться в Игнатьевском. По приезде моих родных отец Михаил и всё его семейство оказали им истинно Божескую милость и поддержку при устройстве на новом месте.

В следующем году отец Михаил опять снял для нас на лето тот же дом в Бородухино, и тогда возник вопрос о крещении моих младших братьев и сестры, которые жили уже в Игнатьевском. В те времена таинство крещения надо было провести без особой огласки, и отец Михаил предложил совершить его в Николо-Сергиевском храме села Передолье Калужской области, где служил знакомый ему священник.

По-видимому, отец Михаил иногда тайно сослужил с ним, так как написал ему рекомендательное письмо и начертил нам подробный план, как доехать и найти это село. Следуя указаниям отца Михаила, мы благополучно нашли село и храм. По письму отца Михаила местный батюшка очень приветливо нас встретил и не только совершил крещение моих братьев и сестры, но и пригласил участвовать в трапезе после литургии.

Дальнейшее общение с отцом Михаилом показало, что он сохранял и поддерживал тесные связи не только со многими православными семьями в Москве и Малоярославце, но и имел обширный круг знакомств среди церковного клира. Кажется в 1950 г., мой друг и наставник Евгений Владимирович Амбарцумов (сын отца Владимира [1] и священник с 1951 г.) [10] поручил мне отправить посылку со священническим облачением в Узбекистан для отца Сергея Никитина (будущего епископа Стефана [6, 8, 10]), который тогда служил в Курган – Тюбе.

Неожиданно к нам в Москву приехал отец Михаил и, узнав для кого я укладываю посылку немедленно взял на себя всю упаковку облачения. Мы быстро собрали и отправили посылку, а отец Михаил рассказал, что он ещё с начала 30-х годов знаком с Сергеем Алексеевичем Никитиным и находится с ним в постоянной переписке.

Летом 1949 г. Евгений Владимирович собрался поехать на несколько дней к отцу Михаилу в Бородухино, чтобы немного отдохнуть. По-видимому, во время отдыха он обсуждал с отцом Михаилом возможности принятия сана.и пути выхода на служение Церкви. В это время он, кажется, занимал должность заведующего библиотекой Литературного Института в Москве, и этот крутой поворот жизненного поприща в те времена требовал большой осторожности и осмотрительности [10]. Отец Михаил благословил этот шаг Евгения Владимировича и дал рекомендации к отцу Иоанну Козлову [6], который одно время был профессором Ленинградской Духовной Академии (ЛДА), а затем перешёл в Московскую Духовную Академию. И вот с февраля 1951 г. Евгений Владимирович стал заведовать библиотекой ЛДА, а в июне того же года принял сан и стал служить во Владимирском Соборе г. Ленинграда.

Кажется, отец Михаил и Евгений Владимирович обсуждали планы возвращения к открытому служению и отца Михаила в будущем. С конца 1951 г. между ними начинается интенсивная переписка, письма которой передавались с оказией в Бородухино через наше семейство. Благополучное священство отца Евгения в Ленинграде стало неким указанием отцу Михаилу на реальность выхода на открытое служение Церкви. В конце 1953 r он едет в Ленинград, а в январе 1954 г. его назначают настоятелем Михаило-Архангельского храма в г. Дно Псковской епархии. В марте того же года его переводят в Казанский собор г. Луги Ленинградской области.

Обосновавшись в Луге, отец Михаил в письмах к родителям моей жены всегда приглашал навестить его семью, которая к этому времени покинула Бородухино. В конце июля 1956 г. мы с женой гостили у них около недели, и отец Михаил будучи благочинным Лужского округа, возил нас по храмам своего благочиния. Запомнилось посещение многочисленной благочестивой семьи, в которой одну из дочерей отец Михаил благословил на поступление в Пюхтицкий монастырь и дал соответствующие рекомендации. Приняв постриг, она впоследствии стала настоятельницей монастыря, кажется, с именем Варвара. Все знакомые, навещавшие отца Михаила в период Лужского служения, отмечали его духовное горение и приподнятый тон его деятельности на Церковной ниве. Он как бы вернулся в родную стихию. Вместе с тем, возникали и скорби, и тяжёлые испытания. В 1958 г. умерла его жена, а в 1959 г. скончалась мать – Мария Григорьевна, которая воспитала его в любви к Православной Церкви и направила на нелёгкий священнический путь. Кроме интенсивной службы на приходе и по благочинию отец Михаил заочно учился в ЛДА, которую окончил в 1963 г. защитой кандидатской диссертации.

В начале 60-х годов начались «хрущёвские» гонения на Русскую Православную Церковь, отразившиеся и на судьбе отца Михаила. По рассказам отца Михаила: его, как благочинного, вызывали Уполномоченные по делам религии (сотрудники соответствующего отдела КГБ) и требовали закрытия большинства приходов Лужского благочиния. Отец Михаил отказался подписывать какие-либо документы о закрытии храмов, за что подвергался глумливым нападкам местной прессы. Вскоре власти спровоцировали смуту в его приходе. и священноначалие вынуждено было в 1965 г. вывести его за штат.

В этот период своей жизни отец Михаил жил в семье своей дочери Нины в г. Гатчине и часто наведывался к нам в Москву. Бывая в Москве, он обязательно навещал семью своего покойного друга отца Василия Надеждина, а так же Николая Евграфовича Пестова, с которым, по-видимому, обсуждал его труды по нравственному богословию [4]. В 50 – 70-х годах эта работа Николая Евграфовича, основанная на святоотеческой литературе, распространялась через «самиздат» под названием «Пути к Совершенной Радости». В последствии, в пору своего ректорства в ЛДА, владыка Мелитон говорил, что многие студенты изучают «Добротолюбие» по работе Николая Евграфовича.

Достаточно долго прожив в деревне Бородухино Калужской области, отец Михаил проникся любовью к Калужской земле и её просторам. Поэтому естественно, что, находясь за штатом, он пытался перейти на служение в Калужскую епархию, которую до своей смерти в 1963 г. возглавлял его друг – епископ Стефан (Никитин) [6, 8]. Побывав в г. Калуге и получив благословение тамошнего архиерея, отец Михаил отправился к митрополиту Ленинградскому и Ладожскому Никодиму (Ротову) и изложил свою просьбу о переводе в Калужскую епархию. Вот рассказ владыки Мелитона. Владыка Никодим выслушал его и задумался. При этом он стал прихлопывать рукой по столу, приговаривая: «Луга – Калуга, Калуга – Луга, Луга -….». Потом, остановившись, сказал: «Потерпите ещё совсем немного, мы вас устроим». Действительно, в ноябре 1966 г. отец Михаил был назначен настоятелем Троицкого храма в г. Всеволожске Ленинградской области. По-видимому, на это назначение повлияло ходатайство отца Евгения Амбарцумова, семья которого проживала в этом же городе.

В новом приходе отец Михаил стал жить в доме при храме вместе со своим сыном Михаилом, который прислуживал и читал на клиросе. Приезжая во Всеволожск, я всегда старался побывать на службах отца Михаила, которые отличались ясной проникновенностью и внутренней сосредоточенностью. Они велись с великолепной дикцией, а логически безупречные проповеди содержали сочетание евангельской любви и нравственной мудрости.

В 1969 г. после продолжительной болезни скончался отец Евгений Амбарцумов [10]. Его отпевали во Владимирском Соборе, а хоронили в г. Всеволожске. Отец Михаил участвовал и в отпевании, и отслужил последнюю литью на кладбище при погребении. По окончании поминания в ЛДА мы поехали вместе с отцом Михаилом ночевать к нему во Всеволожск. Вечером он с любовью и особой теплотой рассказывал нам о своих друзьях,- расстрелянном отце Владимире и его новопреставленном сыне – отце Евгении.

Вскоре московским знакомым отца Михаила стали поступать сведения о возможной его хиротонии во епископа. Сам он об этом ничего не говорил, но слухи подтвердились, и в 1970 г. оказались известными и будущая дата этого события, и место пострижения в монашество – Троице-Сергиева Лавра. Мы с женой смогли поехать в Лавру только на следующий день после пострига и узнали, что постриг состоялся, а отец Михаил получил имя Мелитон, в честь мученика из числа 40 мучеников, пострадавших в Севастийском озере. Сразу же после хиротонии во епископа Тихвинского владыка Мелитон был назначен ректором ЛДА и занимал этот пост около 5-ти лет. Он быстро завоевал уважение и любовь преподавателей и студентов, которые прозвали его «дедушкой». Владыка привлекал к себе выдающимися православными качествами, – исключительной добротой и естественным смирением, которые проявлялись в его повседневной жизни.

Впервые после хиротонии в том же году владыка приехал к нам в Москву, чтобы участвовать в панихиде на сороковой день после смерти Лидии Алексеевны Квитко- давнего и деятельного друга семьи Соловьевых. Панихида проходила в храме пророка Ильи, что в Обыденском переулке. Здесь владыку встретили со вниманием и почётом, хотя он появился как-то незаметно и в простом подряснике. Его проводили в алтарь, показали все достопримечательности храма, и он приложился к чудотворной иконе «Нечаянная Радость».

Бывая в Ленинграде на научных конференциях и совещаниях, я теперь всегда посещал владыку Мелитона и иногда ночевал у него. Часто в разговорах с владыкой затрагивалась научная тематика. Получив хорошее миссионерское образование в молодости, он интересовался результатами новых научных открытий в астрономии и астрофизике. На полках его книг можно было встретить популярные брошюры по теории относительности и астрономии. «Если бы эти научные данные были известны в наше время, – говорил владыка, – как легко и убедительно можно было бы опровергать атеистов в апологетических диспутах 20-х годов».

Ещё в самом начале 60-х годов Глеб Александрович Каледа, близкий знакомый владыки Мелитона и тайный священник с 1972 г.[1, 10, 11], попросил меня включиться в апологетическую работу по сопоставлению современных научных результатов с описанием творения Вселенной, изложенным в Книге Бытия Библии. Эта работа, в общих чертах, бьша закончена только к 1970 г. и распространялась анонимно через «самиздат». Я рассказал о ней владыке, а он очень заинтересовался ею, благословил её продолжать и показать ему. Вот краткое резюме этой работы.

Официальная атеистическая пропаганда провозгласила тезис – «Наука доказала, что Бога нет!». Однако, при сопоставлении современных научных и библейских представлений оказалось, что, во-первых, наука это не доказала и, в принципе, доказать не может. А, во- вторых, между научным и библейским описаниями возникновения и развития Вселенной нет противоречий. Более того, существуют определённое согласие и явные совпадения некоторых представлений, особенно «по первому дню» творения. Поэтому критика описания творения Вселенной в Библии с точки зрения совремённых научных данных является некорректной и несостоятельной. Научные результаты скорее подтверждают Библейское описание творения Вселенной. Свою часть работы, относящуюся к «первому дню», я выделил в отдельную статью и привёз владыке. Он как-то очень обрадовался этой работе, а ознакомившись с ней, тут же попросил её перепечатать и сам отнёс к машинистке. Он считал, что этот труд будет полезен некоторым студентам, интересующимся вопросами соотношения науки и религии. Сама же статья была открыто напечатана только в 1999 г. [12].

Общение с владыкой Мелитоном при посещении Ленинграда не только всегда обогащало духовно, но и позволяло познакомиться с некоторыми деталями жизни ЛДА. Как-то при очередном моём приезде владыка пригласил меня на заседание учёного совета ЛДА, посвящённое защите магистерской диссертации архиепископом Михаилом (Чубом). Владыка Мелитон считал, что мне будут интересны и богословское содержание диссертации, и сама процедура защиты, которая отличается от защит в обычных учёных советах научных институтов. Действительно, меня очень заинтересовали некоторые богословские положения Александрийской школы Оригена, приведенные диссертантом. Кроме того, понравилась и открытая дискуссия оппонентов с защищающим, проводимая без формального зачитывания отзывов на диссертацию.

В общении с собеседником владыка всегда был ласково-внимателен, и при этом он принимал не только живейшее участие в твоих проблемах, но старался как-то непосредственно помочь. Однажды я оказался у владыки проездом в г. Гатчину на научную конференцию. Владыка, узнав, что на следующий день утром я должен быть в Гатчине, тут же предложил поехать туда вечером вместе с ним на машине. Он сказал, что навестит семью своей дочери Нины, а я там переночую. Побывав у дочери, владыка поздно вечером поехал обратно в Ленинград, а я удивлялся его бодрости и неутомимости после такой длительной поездки, – ему было уже около семидесяти пяти лет.

В Ленинграде владыка оказывал широкое гостеприимство всем своим московским знакомым. У него часто и подолгу гостил мой тесть – Михаил Николаевич Квитко, с семьёй которого дружило и его семейство. Перед церковными службами, совершаемыми владыкой, он неизменно приглашал и брал с собой гостивших у него. Так Михаил Николаевич рассказывал потом в Москве, в каких Ленинградских храмах он побывал на службах вместе с владыкой. Мне и моей жене при командировках в Ленинград также посчастливилось молиться на службах владыки в Николо-Богоявленском, Преображенском и Троицком соборах. На его службах почему-то не замечалась пышности архиерейского служения, а возникала молитвенная сосредоточенность.

В конце 1974 г. владыку на должности ректора заменили епископом Кириллом (Гундяевым). Владыка с радостью принял свою отставку. «Для ректорства у меня не хватает ни образования, ни административных способностей, – говорил владыка, – а вот владыка Кирилл будет замечательным ректором».

Оставаясь епископом Тихвинским, владыка Мелитон сосредоточился на служении не только в храмах Ленинграда, но и часто выезжал в различные города епархии, – Тихвин, Новгород, Петрозаводск, Старую Руссу и другие. Благодаря неустанному и частому служению, его знали и любили прихожане многих храмов, а сам владыка сделался неким молитвенным средоточием Ленинградской митрополии. Как-то находясь в Новгороде, мы с женой случайно встретили Николая Аксёнова, – внука владыки, который в это время, кажется, был иподьяконом у владыки. Узнав от него, что мы здесь, владыка тут же пригласил нас в епархиальный дом на обед. На следующий день мы в переполненном храме молились за литургией, которую служил владыка.

Когда владыка бывал в отпуску в других епархиях, он непременно посещал храмы, стоял на службе в алтаре и причащался Святых Таинств. С собой он всегда возил запасные Дары. Ездил он на обычном городском транспорте и ходил в скромном плаще, под который заворачивал подрясник. Однажды, находясь в селе Ракитном Белгородской области у своей третьей дочери Елизаветы, владыка направился в церковь знакомиться с архимандритом Серафимом (Тяпочкиным) [13], известным в те времена старцем. Монахиня-келейница, обслуживающая архимандрита, видя скромность посетителя, отказалась его впускать. К счастью, случайно появившийся молодой человек из Москвы узнал владыку Мелитона и сказал матушке, которая тут же приняла его благословение и проводила к архимандриту. Впоследствии, бывая в Ракитном, владыка Мелитон всегда общался с отцом Серафимом и подолгу беседовал с ним.

Как викарный архиерей владыка принимал посетителей по разным вопросам и в своём кабинете, и в квартире. При общении с любыми людьми от владыки веяло такой доброжелательностью и любовью, что просители сразу же обретали надежду на понимание и поддержку. Он часто оказывал материальную помощь случайным незнакомым людям, просящим даже по телефону. Однажды я оказался невольным свидетелем приёма пожилого диакона на квартире у владыки. Владыка благословил его, усадил напротив себя и стал ласково расспрашивать, где и давно ли служит. Затем прочитал его прошение, наложил резолюцию и, благословив, сказал: «Идите и спокойно продолжайте служение. С Богом!». Отец диакон упал на колени, поцеловал руку владыки и заплакал. Так не стесняясь и не вытирая слёз, он вышел из комнаты.

К владыке приходили не только просители, но и жаждущие утешения и совета. Как- то владыка упомянул о разговоре с одним молодым священником, который жаловался, что в его семье рождаются одни дочери, а он очень хочет сына. «Вы знаете, – сказал владыка,- дочери, – это замечательно: они сохранят очаг вашей семьи. Вот я, например, езжу к дочерям, как домой, а к сыну – в гости, так как там другой быт». По-видимому, батюшка ушёл утешенным.

Отзывчивость к чужим страданиям являлась характерной чертой владыки. В 1975 г. я рассказал ему о моём дяде, живущем в Белоруссии.

Дядю Женю, – профессионального военного ещё со времён 1-й мировой войны и глубоко верующего православного христианина, – арестовали в 1938 г. Его не расстреляли, так как он с Божией помощью выдержал пытки и отказался подписать ложные показания, сфабрикованные следователем. Поэтому он отбывал срок в Колымских лагерях и по милости Божией выжил. После реабилитации в 1956 г. он проживал в г. Гомеле и очень переживал, что не смог участвовать в защите своей Родины в Великую Отечественную Войну. Он считал свои перенесенные страдания заслуженными, так как нарушил клятву, данную еще в 20-х годах перед образом Божией Матери, не употреблять вина. Более того, он сомневался, простится ли этот грех ему в будущей жизни. Владыка, узнав о его страданиях и сомнениях, написал ему утешительное письмо, о котором я узнал только позднее от самого дяди.

Вот его текст:

Глубокоуважаемый Евгений Васильевич! Мы с Вами знакомы только заочно через Ваших племянников Гоманьковых. Володя мне много о Вас говорил и Женя тоже. Последний – муж моей дочери и часто посещает меня. Я живу в Ленинграде. Около пяти лет был ректором Ленинградской Духовной Академии, а сейчас являюсь викарным архиереем Ленинградской Епархии. Мне уже 79 лет, и ректорство меня тяготило. Теперь я больше служу, разъезжаю по городам и сёлам нашей епархии. Есть у меня и епархиальные канцелярские дела или обязанности, связанные с жизнью Церкви. Немало приходится разбирать всяких дел, разрешать недоумения, сомнения и т. д.

Володя рассказал, что Вы очень переживаете за нарушение клятвы, данной перед иконой Божией Матери, о неупотреблении спиртного. И даже приходите в отчаяние от этого греха, думая, что этот грех Вам не простится. Дорогой мой, в этом Ваше великое заблуждение. Ведь нет греха, побеждающего человеколюбие Божие. Зачем же Господь установил таинство покаяния? Не Он ли сказал ученикам Своим, а в лице их пастырям: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе». Вот Вы покаялись в нарушении клятвы, и Господь весь грех Ваш Вам отпустил. Ведь Вы прочитайте в требнике, какая чудная молитва читается священником перед исповедью. Особенно вторая молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Бога живого, Пастырю и Агнче вземляй грех мира…. Сам, Владыко, ослаби, остави, прости грехи, беззакония, согрешения, яже в ведении и неведении, яже в преступлении…. Аще же в слове, или в неведении, или слово священническое попраша, или под клятвою священническою быша, или под свою анафему падоша, или под клятву ведошася сам… сия рабы словом разрешитися благоволи, прощай им и свою их анафему и клятву, по велицей Твоей милости…». Ну как же можно после всего этого ещё смущаться и сомневаться? Как можно ещё приходить в отчаяние? Такая неизречённая к нам милость Божия! Не прощаются грехи только нераскаянным грешникам. Посмотрите на Ап. Петра, как он с клятвою отрёкся от Христа. Так и сказано в Евангелии: «Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите». После этого Пётр вышел и «горько плакал». И как после Воскресения Своего возвысил его Господь за раскаяние, и сделался он первоверховным Апостолом. Как может не простить Господь, когда на вопрос ученика: «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Матф. 18, 21). Ведь это получается 490 раз! А иначе говоря: до бесконечности. Это Он людям повелел, а Сам-то Он до бесконечности милосерд. Сколько даёт нам примеров Святое Евангелие: покаявшийся разбойник, покаявшийся мытарь, блудный сын и т. д. В Откровении говорится, что Бог поражал язвами людей грешных, тем самым приводя к раскаянию прочих грешников: всяких идолопоклонников, убийц, чародеев, блудников, лжецов, воров. Но они не раскаялись в своих злодеяниях (Откр. 9, 20 – 21) и все потом погибли (Откр. 21, 8 и 27; 22, 15). Такова участь нераскаянных. Мы же каемся и причащаемся, «… и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха» (1 Иоан. 1, 7). И Святое Таинство Причащения установлено «во оставление грехов». Зачем же нам мучиться и унывать, и думать, что ещё на нас остался грех какой-то. Думать так- значит не верить Слову Господа, а это хуже всего. «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут», – говорил Он.

Не думайте и о том, что Ваш арест был наказанием за нарушение клятвы. Брали хороших людей. Это просто испытание веры Вашей. Разве мученики, страдавшие за Христа, были грешники или злодеи? А их брали, распинали, жгли и т. д. Перестаньте и думать, что Вам мстит Бог. Он всецелая Любовь. Может ли Любовь злопамятствовать? Вспомните Иова библейского. Он не за грехи страдал. Он был праведный человек, а надо было испытать веру его. Он не впал в уныние, а говорил: «Господь дал мне и Господь взял». И как же потом вознаградил его Бог! Сам Иисус Христос к своей славе пришёл через голгофские страдания. Не унывайте, дорогой Евгений Васильевич, а за всё благодарите Бога. За все эти страдания Господь удостоит Вас великой награды. Надейтесь. Надежда не посрамит.

А вот о том, что умерла Ваша супруга Зинаида Фаддеевна, что же очень-то переживать. У меня скончалась жена в 1958 году в возрасте 64-х лет. А затем мама скончалась в возрасте 83-х лет. Жили мы все хорошо. Я сам и хоронил их. Меня спрашивали, как это вы нашли в себе силы их отпевать? А для меня странным казался этот вопрос. Ведь я провожал их в жизнь вечную. Они для меня не мёртвые. Это я чувствую и в это верю непреложно. Даже постигаю разумом своим. И я чувспювал общение с ними, и до сих пор ощущаю руководство мною моей мамы. Они ведь ближе к Господу и их можно просить о своих нуждах. Вот так и Вы отнеситесь к этой «мнимой» потере Вашей супруги. Просите её молитв, и она помолится за Вас. Это очень верно, дорогой Евгений Васильевич. Когда-нибудь я Вам пришлю некоторые сведения о их тамошнем состоянии.

Ещё я знаю одного священника, который, будучи молодым и неопытным, вгорячах тоже дал слово не пить спиртного, а потом по молодости стал унывать, что сам лишил себя этого удовольствия. Помню, он посоветовался с одним учёным архиереем. А тот и говорит: «Ну, что вы беспокоитесь? Ну, в обществе выпейте рюмки три, на основании апостольских изречений: предлагаемое да ядите и подкрепляйтесь не только одной водой, но и вином». Вот так этот архиерей рассудил этого батюшку. А потом, когда батюшка стал постарше, он получил прямо отвращение к вину. И так бывает.

Вообще, больше всего в жизни надейтесь на беспредельное милосердие Божие. Веруйте в Промысел Божий. Если нападает тоска, тотчас обращайтесь к Богу с молитвой: «Отец мой Небесный, молю Тебя во Имя Единородного Сына Твоего Господа нашего Иисуса Христа, помоги мне, сохрани меня от отчаяния!» Ведь сам Христос велел так молиться. Прочитайте Евангелие от Иоанна (16, 23 – 24): «…о чём ни попросите Отца во имя Моё, даст вам». И Отец Наш Небесный всё исполнит ради возлюбленного Сына Своего. Он не может не исполнить, раз обещал. Не человек ведь Он, а Бог, желающий только нашего спасения,.а не гибели. Святитель Дмитрий Ростовский прямо сказал, что если мы делаем к Богу один шаг, то Он навстречу к нам делает 10 шагов. Так Он любит нас.

Простите меня, дорогой Евгений Васильевич, за многословие, но от избытка сердца моего говорят мои уста (Матф. 12, 34).

Остаюсь очень Вас любящий – недостойнейший Епископ Мелитон. 5 июня 1976 г.

А осенью того же года Евгений Васильевич (дядя Женя) скончался, – он был старше владыки на несколько лет. По рассказам его сына, умер он спокойно, примирённым со своей совестью.

В последние годы жизни владыки, когда ему было уже далеко за восемьдесят, удивляла его неутомимость в служении и в передвижении из города в город. Где-то в конце 1985 г. я сопровождал владыку из г. Обнинска Калужской области, в котором живёт семья моего брата Евгения, в г. Боровск на воскресную службу. Поехали обычным рейсовым автобусом, немного опоздавшим к началу литургии. Владыка сразу же незаметно прошёл в алтарь, где его радостно встретили. Всю литургию он молился в алтаре, и только перед раздачей креста настоятель храма, отец Трофим, сообщил о сослужении архиепископа Мелитона. После литургии нас пригласили к настоятелю в дом, который стоит почти у стен тогда закрытого Свято-Пафнутьева Боровского монастыря. Пока мы там обедали, нас разыскал двоюродный племянник владыки и предложил ему поехать на машине в Москву, а потом в Троице – Сергиеву Лавру. Владыка согласился, и они, заехав в г. Малоярославец, отправились в Москву. А мы в Обнинске поражались бодрости владыки, совершающего такие дальние путешествия. Господь укреплял его силы, необходимые для молитв и служений.

Свою последнюю литургию владыка совершил незадолго до своего девяностолетия в июле 1986 г. в день Казанской иконы Божией Матери, особенно почитаемой владыкой. А я навестил его в сентябре. Владыка был слаб, но принимал друзей и знакомых, лёжа на раскладушке, которую выносили во двор на свежий воздух. Ко мне он отнёсся с особым вниманием, понимая мои переживания в связи с кончиной моей жены.

Известие о смерти владыки мы получили 4-го ноября и тут же поехали в Ленинград. После похорон владыки в разговорах о его жизни и с отцом Глебом Каледой, и с отцом Николаем Амбарцумовым, который обряжал его на смертном одре, мы сознавали, чувствовали и понимали, что потеряли одного из праведников, который и сопровождал, и вёл нас по жизни.

ЛИТЕРАТУРА

1. Каледа Л. Воспоминание об отце – священнике Владимире Амбарцумове. Альфа и Омега. Учёные записки Общества для распространения Священного Писания в России. М, 2000, #2 (24), с. 243 – 262.

2. Байтов Н. Прошлое в умозрениях и документах. Заметки к жизнеописанию моего деда. Изд. «Зверевский Центр Современного Искусства». М, 1998, с. 23 – 50.

3. Гоманьков В. И. Из воспоминаний. Журнал «Москва», 1992, с. 124.

4. Пестов Н. Е. Современная практика православного благочестия. Опыт построения христианского миросозерцания. СПб, «Сатис», 1994, 319 с.

5. Каледа – Амбарцумова Л. Соломенная Сторожка. Московский журнал. 1992, #10, с. 57 – 59.

6. Житие священномученика Василия Московского. Изд. Православного Свято- Тихоновского Богословского Института, М, 2001, 40 с.

7. Шик Е. М. Воспоминание об отце. Альфа и Омега. Учёные записки Общества для распространения Священного Писания в России. М, 1997, #2 (12) с.175 – 188.

8. Епископ Стефан Никитин. Московский журнал. 1996, #2, с. 40 – 49.

9. Торопцева Н. Т. Поэзия Н. А. Павлович. Альфа и Омега. Учёные записки Общества для распространения Священного Писания в России. М, 2000, #2 (24), с. 311- 320.

10. Гоманьков В. И. Воспоминания об о. Евгении Амбарцумове. Записки Семинара по истории Церкви памяти св. Стефана просветителя Пермского. М. 2002, вып. 9, с. 29-43.

11. Гоманьков В. И. Протоиерей Глеб Каледа. Журнал Московской Патриархии, 1995, #5, с. 60- 64.

12. Гоманьков В. И. Научные и библейские представления о возникновении и эволюции Вселенной. Сб. «Той повеле, и создашася.» Фонд «Христианская жизнь», Клин, 1999, с. 129 – 148.

13. Белгородский старец архимандрит Серафим (Тяпочкин). Свято – Троицкая Сергиева
Лавра, 1998, 224 с

---

Гоманьков В.И.

НАУЧНЫЕ И БИБЛЕЙСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ВОЗНИКНОВЕНИИ И ЭВОЛЮЦИИ ВСЕЛЕННОЙ

Верою познаём, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое.
(Евр. 11, 3)

Название статьи требует прежде всего определить понятие наука, которое в последнее время получило слишком широкие и даже одиозные толкования. С православной точки зрения, Бог как Творец природы открывается людям через Свои творения, через закономерности в природе: ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим. 1, 20). Это — «естественное Откровение» Бога, в отличие от «сверхъестественного Откровения», которое даётся через Предание и Писание. Поэтому наука определяется как интеллектуальная деятельность человека, направленная на познание естественного откровения Божия — природы. Упрощенно: наука — это богословие природы, творения Божия. Изучая природу, человек «…обнаруживает сокрытого Творца так, как мы видим поэта за словами стихов или художника — за игрою красок» [1].

Конечно, здесь речь идет в основном о так называемой фундаментальной науке, а не прикладной, в которой много сильнее сказывается грехопадение человека. Одним из следствий этого грехопадения явилось не только искажение нравственных принципов, но и резкое понижение интеллектуальных способностей человека, которое отражается на его научной деятельности. Так, считая науку самодостаточной, человек пренебрегает не только сверхъестественным Откровением, но и игнорирует Творца того, что он изучает. Более того, используя результаты научных исследований (прикладная наука) как во благо, так и во зло, человек искажает понимание и цели науки. Отсюда противостояние науки и религии в душе отдельного человека и в обществе в целом. Возродившиеся и распространившиеся неоязычество и оккультизм беззастенчиво спекулируют как научной терминологией, так и религиозными представлениями. Поэтому, как говорил отец Глеб Каледа: «В настоящее время и Православие, и наука нуждаются в апологетике». Естественно, апология ведется в форме сопоставления научных представлений с библейскими текстами. Конечно, кажется, что Библия не нуждается в защите, но человек нуждается в построении непротиворечивого религиозного мировоззрения.

Другим определением является понятие эволюции, которое, примененное ко всем явлениям неорганического и органического мира, становится всеобщим философским принципом. При этом биологическая эволюция, горячо обсуждаемая со времен Ч. Дарвина, входит в него как частный случай. Эволюция подразумевает не всякое изменение состояния объекта, но лишь то, в результате которого новое состояние является более сложным, значительным и совершенным. Поэтому эволюционные процессы приводят к многообразию и усложнению форм материального мира (под материей мы подразумеваем вещество и излучение).

Представление об эволюции предполагает, что все сущее начинает свое бытие в некий начальный момент времени и развивается до определенного состояния. А затем наступает процесс, противоположный эволюции, — деградация, или распад. Отсюда эволюция неявно содержит в себе начало и конец, поскольку понятие эволюции не является самодостаточным.

Современные научные представления свидетельствуют об эволюционном принципе, пронизывающем все творение Божие. Развивающийся мир подчиняется определенным законам природы, которые не созданы самой же природой, а, в свою очередь, являются выражением Слова Божия. Упрощенно: законы природы — мысль Бога, а природа — ее материальное выражение [2]. В этом смысле законы природы идеальны. Они идеальны еще и потому, что непосредственно не наблюдаемы. Наблюдаются только следствия этих законов, по которым человеческий разум познает и формулирует их.

Поэтому человек, отвергающий эволюционный принцип в природе, пытается ограничить и сузить представления о творческих возможностях Неограниченного Творца, для Которого неизменяющаяся Вселенная есть слишком упрощенный вариант развивающейся природы. С особой силой эволюционный принцип проявляется во внутреннем, духовном мире человека, который рассматривается как венец Божественного творчества. Возможности духовной и умственной эволюции человека продемонстрированы всей историей человечества, в которой подвизались и христианские подвижники — канонизированные и неканонизированные святые.

Рассматривая Ветхий Завет с точки зрения эволюции взаимоотношений человека и Бога, мы находим постепенное развитие этих отношений, подводящее к восприятию Христа в Новом Завете. Таким образом, прослеживается эволюция отношений от ветхого Адама к Адаму новому.

Вместе с тем в первой книге Библии — Книге Бытия — содержится описание возникновения и эволюции материального мира, которое при не слишком символической интерпретации текста сопоставимо с современными научными представлениями. Здесь следует прежде всего рассмотреть эволюцию Вселенной как целого и затем эволюцию материи Вселенной, приводящую к формированию окружающего нас мира.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ

Классическая ньютоновская механика была не в состоянии описать Вселенную в целом, и до XX века Вселенная рассматривалась как бесконечная и в среднем неизменяющаяся система. Предполагалось, что материя во Вселенной является вечной, то есть всегда была, есть и будет. Такая Вселенная не нуждается в Творце, она выглядит одинаково в любой момент времени и, в принципе, не поддается изучению [3]. Представление о вечной и бесконечной Вселенной и ее материи, бытующее в атеистическом мировозрении, приводит к некоему метафизическому парадоксу — «бесконечности всего», который подразумевает бесконечное число взаимодействий и законов, сил и самих вселенных.

Попытка А. Эйнштейна описать такую Вселенную, основываясь на общей теории относительности (неньютоновская теория тяготения), оказалась неудовлетворительной. Чтобы спасти стационарность Вселенной, Эйнштейн произвольно ввел в уравнения космологический член, описывающий отталкивание.

Однако в 1922 году на основе этой же теории петроградский физик А. А. Фридман получил ряд решений уравнений поля тяготения, которые описывали расширяющуюся Вселенную. В этой Вселенной массы вещества удаляются друг от друга, как точки на поверхности раздувающегося шара. А в 1928 году американский астроном Э. Хэббл, изучая спектры галактик, обнаружил, что все галактики нашей Вселенной действительно разлетаются друг от друга со скоростями прямо пропорциональными расстояниям их от наблюдателя. Таким образом, теоретически предсказанная расширяющаяся Вселенная стала экспериментальным фактом [4].

Сейчас эта модель расширяющейся Вселенной названа стандартной космологической моделью и подразумевает, что раньше галактики были ближе друг к другу, а на ранней стадии расширения даже слиты в один гигантский раскаленный шар. Возвращаясь мысленно по шкале времени в прошлое, мы приходим к началу расширения, называемому начальной сингулярностью, в которой время и радиус Вселенной равны нулю, а температура и плотность материи стремятся к бесконечности. Корректное описание Вселенной в рамках общей теории относительности начинается с так называемых планковских величин, то есть с момента времени, равного 10-43 сек. (единица, делённая на число с 43 нулями), размера Вселенной — 10-33 см. и температуры её материи — 1032 К (число с 32 нулями) [5].

Причину расширения Вселенной физики видят в особом состоянии материи в начальный момент времени, названном «Большим взрывом». «Большой взрыв» в сингулярности обусловлен гравитационным отталкиванием, которое возникло из-за гигантской плотности материи и предсказывается общей теорией относительности [6].

Таким образом, космологическая модель устанавливает начало возникновения Вселенной и оценивает ее возраст (15-20 миллиардов лет), который согласуется с возрастом звезд и галактик. А современная космология — наука, описывающая свойства Вселенной в целом, — считает, что мы живем в расширяющейся Вселенной, возникшей как сгусток материи, из которого потом образовались звезды, галактики и планеты [7].

Возникновение видимого физического мира описано и в 1-м стихе Книги Бытия пророком Моисеем: б начале сотворил Бог небо и землю. В 8-м стихе дается понятие второго неба, названного твердью и относящегося к планете Земля. Поэтому творение неба и земли в 1-м стихе подразумевается как создание всей Вселенной. В последующих стихах Книги Бытия мы находим усложнение и многообразие материальных объектов, и следовательно, начало возникновения Вселенной рассматривается как начало эволюционного процесса.

Понятие начало связано с представлением о времени. Современные научные представления, основанные на частной и общей теориях относительности, устанавливают взаимосвязь между временем, пространством и материей. При этом время оказывается связанным с пространством и все законы природы записываются в четырехмерном пространстве-времени, геометрия которого, в свою очередь, задается полем тяготения (материей).

Отсюда следует, что до начала возникновения Вселенной не было ни материи, ни пространства, ни времени. Поэтому начало творения неба и земли «первого дня» Книги Бытия истолковывается как создание пространства, времени и материи. Одновременное возникновение неба и земли не противоречит вышеприведенным научным представлениям. А опираясь на акт творения, блаженный Августин пишет: «Все времена Ты сотворил, и Ты превыше всех времен, и до сотворения их, конечно, не было никакого времени» [8].

Основной проблемой, которую исследуют сейчас ученые в космологической модели, является состояние Вселенной в сингулярности (в начале), где пространство-время оказывается порядка планковских величин и теряет свое основное свойство — непрерывность, то есть оно становится квантовым и изучается квантовой теорией гравитации. Согласно одной из гипотез, Вселенная родилась как крохотный пузырек пространства-времени, заключавший в себе всю материю. Этот зародыш материи возникает «из ничего» как квантовая флуктуация «ложного» физического вакуума. Или, приблизительно расшифровывая эту научную терминологию, Вселенная родилась как микроскопическое отклонение от средних «пустоты и небытия». Раздуваясь, эта флуктуация перерастает в «Большой взрыв», который и описывается космологической моделью. На ранней стадии (до 10-35 сек.) раздувающаяся Вселенная описывается «инфляционной» моделью [9], которая подразумевает экспоненциальное расширение ее размеров.

Творческий акт, при котором Создатель сотворил Вселенную, является абсолютным «творением из ничего». Поскольку физический вакуум не является абсолютной пустотой («ложный» вакуум — в нем флуктуируют наинизшие состояния полей взаимодействия), то предполагается, что «творение из ничего» Творец начал с создания физического вакуума. «Творение из ничего» принципиально отличается от обычной творческой деятельности человека, которая связана в основном с переделкой одних форм материи в другие. Например, из глины, песка и воды создаются кирпичи, из кирпичей — дом. Эти перестройки форм материи основаны на знании законов природы. Неким исключением является интеллектуальное творчество, связанное с деятельностью писателей, художников и других, при котором с помощью материальных средств формируются произведения, обладающие некой духовной сущностью, то есть отражающие мировоззрение своих творцов.

Полнота Божественного творчества отражена и в законах природы. То, что сотворено, создано по определенным законам, оно — закономерно. Материи без законов, которые ее формируют, не существует. Земля и Солнечная система существуют потому, что есть закон тяготения Ньютона; атомы и молекулы существуют, так как есть законы квантовой механики и т. д. Нет законов — нет материи.

Таким образом, Божественное творение материи сопровождается созданием законов, на основании которых она существует и развивается. В Божественном творчестве нет хаоса, так как появлению материи предшествует Божественный замысел, формулирующий законы природы. Эта полнота Божественного творчества отражена и в Евангелии от Иоанна: 1. В начале было Слово, и Слово бьшо у Бога, и Слово было Бог. 2. Оно было в начале у Бога. 3. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.

Сам человек не создал ни одного закона; он открывает их, исследуя природу, и при религиозном мировоззрении считает их крупицей Божественного Разума. Поэтому для религиозного человека материальный мир (природа) является «естественным откровением» Бога.

Умозрительно непредставляемое научное описание Вселенной в сингулярности вполне соответствует 2-му стиху Книги Бытия: Земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. Это соответствие усиливается при дословном переводе с древнееврейского: Земля есть нигде и ни в чем, а тьма над бездною переводится как отсутствие явлений. В последних словах о Духе Божием как бы подчеркивается уже готовая возможность продолжения творчества из бесформенной материи, которую символизирует вода.

ЭВОЛЮЦИЯ ВСЕЛЕННОЙ

Космологическая модель расширяющейся Вселенной предсказывает две возможности ее эволюции. Первая описывает неограниченно расширяющуюся Вселенную. В этом случае при бесконечном расширении по прошествии многих миллиардов миллиардов лет Вселенную ждет исчезновение всякой ее структуры и, следовательно, тепловая смерть в вечности. Процесс потери структуры Вселенной описывается как затухание всех малых звезд через тысячу миллиардов лет, коллапсирование центральных областей галактик в черные дыры по прошествии еще большего числа миллиардов лет, далее распад протонов и всех элементов в течение многих миллионов миллиардов лет, наконец, «испарение» черных дыр через излучение, которое будет охлаждаться по мере расширения Вселенной [10].

Однако исчезновение структуры Вселенной не означает ее эволюцию, но скорее представляет противоположный процесс — распад, деградацию. Поскольку возраст Вселенной не превышает сейчас 20 миллиардов лет, то, по-видимому. Вселенная находится ближе к началу, чем к концу эволюции.

Вторая эволюционная возможность предсказывает, что через 100 миллиардов лет расширение Вселенной сменится сжатием, которое также соответствует деградации. При сжатии температура Вселенной начнет расти, и при сокращении ее размеров до 0,01 теперешней величины фон излучения в небе ночью станет таким же теплым, как днем. При дальнейшем сжатии после 700 000 лет космическая температура достигнет 10 миллионов градусов, а звезды и планеты начнут превращаться в космическую плазму, состоящую из ядер, электронов и излучения. Понятно, что в конце концов вся материя Вселенной превратится в огненный шар и далее исчезнет вместе с пространством-временем при «Большом схлопывании» в сингулярности.

Вышеприведенные выводы относительно возможной эволюции и деградации Вселенной зависят только от средней плотности материи r, которая определяет, будет ли Вселенная расширяться бесконечно или расширение сменится сжатием. Если величина r меньше или равна некоторой критической плотности rк то Вселенная имеет бесконечную протяженность и будет расширяться вечно. Если r больше rк, то Вселенная замкнута и расширение сменится сжатием.

Оценка реальной плотности материи Вселенной очень трудна, так как в нее входят все виды вещества и излучения. Современные астрономические данные свидетельствуют скорее о вечном расширении. Однако в наблюдениях последних лет существует тенденция к повышению величины r[11].

Таким образом, будущее Вселенной в космологической модели выглядит для человечества трагично и даже апокалиптически. Ей предстоит деградация после эволюции либо в бескрайнем холоде, либо в невыносимой жаре. Христианская эсхатология также предвещает гибель «нынешнему веку» в окончательной катастрофе: …после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются (Мф. 24, 29).

ЭВОЛЮЦИЯ МАТЕРИИ

В рамках космологической модели в физике элементарных частиц рассмотрена эволюция материи, начиная с планковского времени Вселенной. В основу этого рассмотрения положена «горячая» модель, которая позволяет связать время, плотность и температуру (энергию) Вселенной с превращениями вещества и излучения [12].

Известно, что все формы матери образуются в результате взаимодействий четырех видов: сильных (ядерных), электромагнитных, слабых (радиоактивный распад) и гравитационных (тяготение). Согласно квантовой теории поля, константы этих взаимодействий изменяются в зависимости от энергии — «бегущие константы». На основании этой зависимости предполагается, что виды взаимодействий проявляются как разные только при относительно небольших энергиях. При высоких энергиях они объединяются в единую силу. Так, теорией предсказано и экспериментально подтверждено, что при энергиях порядка миллиона миллиардов градусов электромагнитные и слабые силы объединяются в электрослабые. Далее предсказывается, что при многих миллиардах миллиардов градусов происходит «великое объединение», унифицирующее сильные, электромагнитные и слабые взаимодействия. И наконец, при планковской температуре предполагается всеобщее объединение взаимодействий, включая гравитационное, в единую силу. Энергии двух последних объединений столь велики, что недостижимы в земных условиях в настоящее время, и их модели проверяются по косвенным данным [13].

Сопоставляя энергии объединений с температурами расширяющейся Вселенной, находим, что всеобщее объединение должно реализоваться при планковских параметрах Вселенной, то есть в самом начале раздувания Вселенной. Таким образом, в начальный момент времени действует единая сила, которая затем, при расширении и остывании Вселенной, разветвилась на четыре вида взаимодействий. Такова теоретическая схема предполагаемого развития единой силы, сопровождающего эволюцию Вселенной. Этот монизм взаимодействий коррелирует с монизмом христианства — Единый Творец Вселенной и единая начальная сила.

Именно плотность и температура определяют взаимодействия и состав материи в модели «Большого взрыва». Основные процессы, которые происходят в первые 100 сек. — это процессы взаимодействия, рождения, распада и уничтожения (аннигиляции) элементарных частиц, античастиц и излучения. При аннигиляции частицы и античастицы возникает излучение. В свою очередь, излучение высокой энергии может породить пару: частицу и античастицу. По составу частиц эволюцию материи можно разделить на несколько периодов, которые характеризуются интервалами времени, плотности и энергии [13].

Первый период называют адронным, по имени сильно взаимодействующих тяжелых частиц — адронов. Состав материи в начале этого периода представлен частицами и античастицами столь высоких энергий, что их невозможно получить экспериментально в земных условиях. Если бы частиц и античастиц в этот период оказалось поровну, то они аннигилировали бы в излучение, эволюция вещества прекратилась, а Вселенная представляла бы собой расширяющийся объем, наполненный одним излучением. Но к концу адронного периода остается избыточное число адронов, которым не с чем аннигилировать, и эволюция вещества продолжается.

Адронный период существует при плотностях больше ядерной плотности и временах меньше десятитысячной доли секунды. Его материю можно представить как адронную плазму, состоящую из смеси частиц, античастиц и излучения, которая затем эволюционирует в другие формы материи. Так, судя по энергиям, вещество при временах меньше миллионной доли секунды, рассматривают как «кварковую плазму», состоящую из свободных кварков и глюонов, которые затем соединяются в протоны и нейтроны (три кварка образуют протон). Таким образом, именно в конце адронного периода происходит ядерный синтез, то есть возникают протоны и нейтроны, из которых потом формируются ядра атомов.

Для физиков это наиболее интересный и мистический период эволюции материи. Ожидается, что именно в этот период реализуется «великое объединение» физических взаимодействий в силу, которая затем эволюционировала в ядерные, электромагнитные и слабые взаимодействия [15], наблюдаемые сейчас.

Трудно представляемое и практически не изученное состояние материи в адронный период также сопоставимо со 2-м стихом Книги Бытия: Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

За счет аннигиляции и распада адронов во Вселенной образуется много лептонов, — легких частиц (электронов, позитронов и др.), — со слабым взаимодействием. Поэтому 2-й период называется лептонным. В этот период происходит дальнейшее превращение вещества в излучение. Он заканчивается, когда проходят все аннигиляционные процессы, и охватывает время существования Вселенной до 10 сек. К концу периода плотность излучения начинает превосходить плотность вещества.

Появление значительной доли излучения, к которому относится и видимый свет, в этот период эволюции сопоставляется с 3-м стихом книги Бытия: И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. Однако этот текст может соответствовать следующему периоду эволюции — «периоду излучения». В последнем Вселенная наполнена излучением и его плотность превосходит плотность вещества.

Таким образом, и в Книге Бытия, и в научной модели эволюции материи свет во Вселенной появляется до образования Солнца и звезд, что выглядит парадоксально с точки зрения «здравого смысла», с позиций которого часто критиковалась Библия. Однако здесь предвидение пророка Моисея предвосхитило современные научные представления физики и астрономии.

При дальнейшем расширении Вселенной плотность излучения уменьшается быстрее, чем плотность вещества, и к концу периода излучения вещество оказывается основной составляющей материи. В этот период начинается образование ядер гелия, а вещество представлено ядрами водорода, гелия и электронами, оставшимися от лептонного периода. Так по истечении 5 мин. после начала «Большого взрыва», когда температура упала ниже миллиарда градусов, «горячая» модель предсказывает, что вещество Вселенной должно состоять примерно на 25% из ядер гелия и на 75% из протонов. Этот состав вещества в общем должен сохраниться до наших дней. Экспериментальные наблюдения распространенности легких элементов во Вселенной подтверждают это соотношение гелия и водорода. Таким образом, основной состав вещества сегодняшней Вселенной является вторым экспериментальным фактом, подтверждающим космологическую и «горячую» модели Вселенной.

По прошествии миллиона лет от начала, когда температура Вселенной опустилась до 4000 градусов, электроны начинают соединяться с ядрами гелия и водорода, образуя атомы. При этом излучение перестает взаимодействовать с атомами. Поэтому вещество становится прозрачным для излучения, которое тем самым отделяется от вещества и уже не участвует в эволюции материи, а остывает вместе с понижением температуры Вселенной.

Излучение, отделившееся от вещества в конце «периода излучения», было найдено американскими учеными в 1965 году и названо «реликтовым тепловым излучением». Открытие реликтового излучения является третьим экспериментальным фактом, подтверждающим космологическую и «горячую» модели Вселенной.

Здесь уместно вспомнить 4-й стих Книги Бытия:

И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. Таким образом, и в Книге Бытия, и в модели «горячей» Вселенной мы находим существование света (излучения), не связанного с материальным источником.

С «периодом излучения» оканчивается дозвездная эпоха эволюции материи. Она заканчивается образованием атомов вещества, из которых формируются все физические и биологические объекты Вселенной. Дозвездная эпоха существует и в Книге Бытия.

Следующий, «звездный период», характеризуется образованием материальных объектов, дающих начало звездам, планетам и галактикам. Этот период продолжается и сегодня. С момента образования атомов становится заметным действие сил тяготения, создающее неоднородные скопления вещества. Гравитационные силы уплотняют вещество, которое разогревается, ионизируется и в конце концов образует звезды, планеты и галактики. Так возникла и наша Солнечная система, и планета Земля. Считается, что ядра всех других элементов, кроме водорода, синтезируются в недрах звезд в результате ядерных реакций.

Из атомов материи образовались молекулы, из которых построено органическое вещество, а эволюция органических молекул привела к образованию растительного и животного мира. В общих чертах такая эволюция органического мира описана в последующих стихах Книги Бытия.

Таким образом, эволюция материи Вселенной прослеживается по следующей схеме: элементарные частицы и излучение — протоны, нейтроны и электроны — ядра водорода и гелия — атомы водорода и гелия -атомы элементов — молекулы — растения — животные. При этом наблюдается «благоприятное» прохождение эволюции через все ее этапы от космологического ядерного синтеза до рождения жизни и разума. С точки зрения науки, это «благоприятное» прохождение кажется невероятным и случайным, и поэтому некоторые физики с атеистическим мировоззрением вводят в рассмотрение «антропный принцип». Он гласит, что Вселенная со всеми ее точными законами должна быть такой, чтобы на некоторых этапах эволюции обеспечивалось развитие жизни и разума. С православных же позиций. Вселенная создана Творцом такой, что законы ее развития не являются самовыражением материи, а формируются Словом Божиим, которое и обеспечивает эволюцию материи от элементарных частиц до человека тварного. Без Бога эволюция невозможна.

Альтернативе эволюции материи, особенно ее биологической формы, сейчас модно противопоставлять так называемый «креационизм», который является протестантской идеологией, постулирующей творение «из ничего», неизменность первоначально созданных законов природы и невмешательство Творца как в жизнь отдельного человека, так и в сотворенную материю.

Выше приведенные результаты показывают, что не только библейские, но и современные научные представления близки идее творения Вселенной «из ничего», что соответствует первому постулату «креационизма». Однако творение времени и пространства в начальный момент создания Вселенной сразу же указывает на возможность изменений сотворенной материи. Тварная Вселенная не может пребывать вне времени и пространства, то есть в вечности. Поэтому, исходя из философских определений времени, как универсального свойства материи «изменяться», и пространства, как такого же свойства материи «занимать место» (простираться), в начальный момент творения сразу же ожидается либо эволюция, либо деградация тварного мира. Следовательно, начало творения Вселенной и ее материи, описанное выше, является и начальным моментом их эволюции.

Между тем, вопреки «креационизму» даже фундаментальные законы взаимодействий («бегущие константы»), как отмечено выше, изменяются в зависимости от энергии на определенных этапах расширения Вселенной. И хотя иногда к слову «креационизм» прибавляется эпитет «научный», никакой креационистской научной теории возникновения Вселенной нет. В «креационизме» нет положительного научного содержания — он количественно не объясняет ни одного экспериментального факта, не говоря уже об экспериментальной предсказуемости. Вообще же, «креационизм» не согласуется с современной научной системой знаний, и поэтому его отторжение происходит сразу по многим научным направлениям.

В протестантской («креационистской») концепции «невмешательства» Создателя в сотворенную Вселенную Творец выглядит скорее как Бог «вольтерианцев», — Он есть, но ни во что не вмешивается. Между тем, длинный ряд «счастливых случайностей», обеспечивающий благоприятные условия для возникновения жизни и человека во Вселенной, свидетельствует о точной и не случайной подстройке законов природы (антропный принцип), показывающей Божье взаимодействие с тварным миром. С православной точки зрения, Господь и сейчас творит повсюду, поддерживая существование и развитие Вселенной, и через детерминизм классических законов, и через вероятностные законы квантовой механики.

Итак, современные научные представления о возникновении и эволюции Вселенной скорее согласуются, чем противоречат описанию сотворения мира в «первом дне» Книги Бытия. Поэтому критика библейского описания с точки зрения научных представлений кажется несостоятельной.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Яниарас X. Вера Церкви. Введение в православное богословие. М.: Изд-во Центра по изучению религий, 1992, с. 75-85.

2. Там же.

3. Яки С. Л. Бог и космологи. Долгопрудный: «Аллегро-пресс», 1993.

4. Новиков. И. Д. Эволюция Вселенной. М.: «Наука», 1990.

5. Там же.

6. Там же.

7. Там же.

8. Блаженный Августин. Исповедь // Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского. Ч. 1. Киев, 1914, с. 312.

9. Новиков И. Д. Указ. соч.

10. Яки С. Л. Указ. соч. Новиков И. Д. Указ. соч.

11. Новиков И. Д. Указ. соч.

12. Харрисон Э. Ранняя стадия развития Вселенной // Строение и развитие Вселенной. М.: «Знание». Сер. «Физика, астрономия». 1969, с. 3-15.

13. Окунь Л. Б. Фундаментальные константы физики //Успехи физических наук. Т. 161. № 9. 1991, с. 177-194.

14. Харрисон Э. Указ. соч.

15. Новиков И. Д. Указ. соч.

16. Окунь Л. Б. Указ. соч.